Африканский ритуал - Александр Тамоников

Максим обратил на это внимание и спросил Розу:

— А почему нас не останавливают на постах?

— Номера, — кратко ответила Тодоева.

— Не понял, что значит, номера?

— У нас номера, которые использует миссия ООН в республике. До того, чтобы нападать на машины Организации Объединенных Наций, здесь еще не дошли.

— «Селека» и «Антибалака» обращают внимание на такую мелочь?

— Вам об этих организациях рассказал Барговский?

— Больше инструкторов не было.

— На самом деле в ЦАР сейчас все гораздо сложнее, нежели противостояние мусульман, численность которых не достигает и двадцати процентов от общего числа жителей республики, и христиан, которых, соответственно, восемьдесят процентов. «Селека» была упразднена еще в 2014 году. Вместо нее были организованы две организации — «Народный фронт Возрождения республики» и «Союз за мир». Задача «Фронта» — независимость мусульманского севера. В него входят племена, занимающиеся преимущественно земледелием. Им нужна земля и стабильность в своем регионе. А «Союз за мир» объединяет преимущественно скотоводов, которым нужны земли не только севера, им нужна вся территория. В результате расхождения в целях между двумя организациями началась настоящая война.

— А что «Антибалака»?

— Христиане желают того же, что и мусульмане, для начала зачистить от повстанцев юг страны и далее распространить свое влияние на всю республику.

— Да-да, — протянул Власов, — тут сам черт ногу сломит. Без бутылки не разберешь, кто реально с кем воюет, а с кем сотрудничает.

— Между прочим, для того чтобы достичь своей цели, христианская полиция нередко заключает союзы с мусульманскими племенами. А вообще получается, «Антибалака» воюет против племен народности фурани, основателей «Союза за мир», племена гула и рунга — и с христианами, и с фурани, а подконтрольные президенту, а скорей, дивизионному генералу Теренсу Кубиде вооруженные силы, якобы желающие «примирить» все стороны, уничтожают и тех, и других, и третьих. Всех, кто мешает генералу захватить власть.

— Так что, полковник Барговский не знает реальную обстановку в республике?

— Чтобы ее знать, надо жить здесь. Официально мировой общественности все происходящее представляется как противоборство на религиозной почве, однако война уже давно приняла этнический характер. Но это вам надо, капитан?

— Нет! — отрицательно покачал головой Власов. — Мне надо выполнить задание, остальное не касается. Пусть хоть тут племя идет на племя. В Африке, в отдельных ее частях, это уже в порядке вещей!

— Верно, Максим. Но знать, кто есть кто в ЦАР, все же надо, хотя бы для того, чтобы понимать, как выполнить задание. Ведь нам предстоит не только освободить Сауля Нике, но и доставить его на север, к границе с Чадом.

— Барговский говорил, что ты знаешь место, где должна пройти передача испанца.

— О! До этого далеко, как отсюда до моей Южной Осетии. Освобождение испанца — непростая задача.

— Не сложнее тех, что нам предстояло выполнять.

— Возможно. Мне полковник говорил, что группу возглавляют офицеры центра «Антитеррор».

— Офицеры, уволенные в запас.

— Это ничего не меняет. А ты, капитан, поспи пока, нам ехать еще часа три.

— Одна справишься?

— Странный вопрос.

— Извини, если обидел.

— Меня невозможно обидеть. После того, что я пережила.

— Извини еще раз. Соболезнования выражать уже поздно. Но, честное слово, я сожалею.

— А ты не такой, каким я представляла командира специальной группы ЧВК.

— Хуже, лучше?

— Мягче. Мне казалось, прибудет этакий костолом, а ты… нормальный мужчина. Такие нравятся женщинам. Ну все, отдыхай!

Власов откинулся на спинку и тут же уснул.

Тодоева разбудила его в 1:40.

Максим, проснувшись, осмотрелся, увидел несколько полуразрушенных строений, слева обрыв, откуда доносился шелест воды.

— Где мы?

— Там, где можем все спокойно обсудить и принять решение. И откуда пойдем на тюрьму в Кабаду. Объявляй своим подъем и выход из машины. Дальше я покажу, где обустроимся до рассвета.

Власов потянулся, бросил через плечо:

— Группа! Подъем! К машине, строиться!

Теренс Кубиде кричал, качаясь на наложнице и одновременно кусая ее за ухо, шею, нанося удары кулаком в ребра. Кричала и наложница, но от боли, пронзающей тело. Наконец генерал обмяк, сполз с женщины, лег рядом на широкой кровати, раскинув руки, и проговорил:

— Если бы ты не была так чертовски хороша в постели…

— Тогда вы, хозяин, отправили бы меня обратно в племя? — тихо спросила Абена Лемби. — В родную деревню Байра?

— Нет, — ответил Кубиде, — я убил бы тебя. Хотя нет, я отдал бы тебя солдатам взвода капитана Санкула.

— О Всевышний! — воскликнула молодая женщина. — Только не это!

Теренс Кубиде повернулся к ней, усмехнулся:

— Что, Абена? В тебе родился страх?

— Еще бы, ведь солдаты Санкула нередко режут женщинам головы, а сам капитан будто бы, говорят, поедает человечину.

— Кто сказал тебе такую глупость?

— Уже не помню.

— Плохо с памятью стало?

— Нет, хозяин, честное слово, не помню, кто это сказал. Но здесь, в поселке Банинга.

— Из местных?

— Нет, хозяин, я же не общаюсь с местными. Вы запретили это.

— Значит, от солдат охраны?

— Да, но кто именно, хоть убейте, не помню, да и давно это было.

Настольный телефон внутренней связи, стоявший на столике гостиной дома дивизионного генерала, издал сигнал вызова.

— Черт! — недовольно пробурчал Кубиде. — Кому там невтерпеж ранним утром?

Он, не одеваясь, прошел в гостиную. Снял трубку.

Абена приподнялась, повернулась так, чтобы попытаться услышать слова генерала неповрежденным ухом.

— Слушаю! — кратко бросил в динамик Кубиде. — А, это ты, Канзите, говори… ладно, испанец подождет, сейчас главное наказать племя руала.

Абена Лемби вздрогнула, руала — ее родное племя. Люди генерала захватили ее, когда она выезжала к родственникам в город Сибо. Одинокой девушке не следовало бы ехать одной, но провожатых не нашлось. Рядом с чередой торговых рядов, недалеко от дома родственников, ее приметил патруль соединения генерала Кубиде, и через несколько мгновений она оказалась внутри армейского внедорожника. Пыталась кричать, отбиваться, но ее ударили по голове, и очнулась она уже в поселке Банинга, в доме генерала. А сейчас проклятый насильник, выдававший себя ревнителем справедливости и установления сильной власти в республике, терзаемой внутренней междоусобицей, говорил о том, что главное — это наказать племя руале. Но почему? За что? Она продолжала слушать.