Мерзкие дела на Норт-Гансон-стрит - С. Крэйг Залер

Существо, живущее во рту Беттингера, ничего не ответило.

Беттингер вошел в большой белый холодильник, исполнявший роль полицейского участка, сел за свой письменный стол и прикрепил к значку кусочек черной ленты, полученной от секретарши. Оглядевшись по сторонам, он увидел, что в участке собралась основная часть полицейских Виктори, в том числе Хуан и Перри, которые пили кофе возле растения, не имевшего листьев. Отсутствие Тэкли и Доминика Жюля не удивило.

В помещении царила невероятная тишина, и всякий раз, когда оживал телефон, его звонок казался оглушительным. Беттингер просеивал сведения из досье Себастьяна Рамиреса, размышляя, могли ли Алисса и дети узнать о казнях его коллег через интернет или из новостей.

В девять часов появился инспектор Зволински. Он был одет в черное, а костяшки его пальцев покраснели из-за ударов, которые он обрушил на боксерскую грушу, – Жюль не знал, была ли она неодушевленной или ее роль исполнял живой человек. Инспектор поднялся на помост, повернулся и посмотрел на служащих, офицеров и следователей, находившихся в притихшем участке.

– Вам не следует общаться с прессой. – Слова начальника эхом разнеслись по помещению, усиленные мощными мехами в его груди.

Все молча слушали.

– Если к вам начнут приставать эти шакалы, – продолжал Зволински, – отправляйте их к моему секретарю, она с ними разберется. Я говорю о двух газетах – «Виктори кроникл» и «Нэшнл»; остальные пусть питаются их вонью. Увеличивать их тиражи и развлекать читателей не входит в список моих приоритетов. Мы имеем дело со злобным дерьмом.

Зазвонил телефон.

Ирэн Белл протянула руку и вырвала шнур из розетки.

– Все прежде приоритетные дела отступают на второй план. Энтони Джанетто любил… – Голос шефа пресекся, его глаза заблестели.

Зазвонил другой телефон, и Лэнгфорд бросил аппарат в мусорную корзину.

Инспектор ударил пурпурным кулаком по открытой ладони и откашлялся.

– Энтони Джанетто любил оценивать вещи – как будто он кинокритик или что-то подобное. Отыскать тех, кто это сделал с ним и с Дейвом Стэнли, заслуживает оценки в десятку для каждого из нас. Всякий, кто получит девятку или меньше, проведет со мной время в боксерском ринге.

Беттингер знал, что босс не блефует.

– Каждый коп должен быть на улице еще до того, как я избавлюсь от утреннего дерьма, – именно этим я буду заниматься, беседуя с газетчиками, – продолжал Зволински.

Один из служащих поставил массивный термос возле его правой руки.

– Я говорил с семьей Дейва Стэнли, – говорил инспектор. – Они хотят, чтобы служба прошла в Небраске, поэтому завтра мы отправим тело туда. Каждый из вас пошлет цветы и открытку его родителям. Напишите хотя бы семьдесят пять слов о том, каким замечательным был Дейв Стэнли. И никаких вонючих электронных посланий. Если у вас получится семьдесят четыре слова или меньше – или вы просто забудете это сделать, – вы проведете со мной некоторое время в ринге. А еще вчера вечером я побывал дома у Джанетто. Говорил с его женой. – Глыбы, из которых состояло лицо Зволински, дрогнули, и на лице появилось жалкое выражение. – Она хочет службу по полной программе – с почетным караулом – в пятницу. Если кто-то опоздает, он будет оставаться со мной в ринге, пока не потеряет несколько зубов.

Босс немного помолчал, чтобы все запомнили его угрозы.

– И я не хочу, чтобы миссис Джанетто услышала на службе банальные слова, – объявил он. – Только не дрянь вроде «мы стараемся изо всех сил». Я намерен показать ей фотографии убийц – их мертвые тела на улице или подонков, сидящих в тюрьме с закатанными перед смертельной инъекцией рукавами. Не ставьте меня в неудобное положение. Не ставьте нас в неудобное положение.

Зволински выпил кофе, словно это была вода. Выдохнув пар, он помассировал свой жесткий живот, продолжая пристально наблюдать за собравшимися полицейскими.

– У вас три минуты.

Ножки стульев заскрипели по линолеуму, тела взлетели в воздух.

Беттингер вытащил лист бумаги из древнего принтера и направился к двери. Туда же устремились и другие полицейские, уважительно кивая Шэрон, которая сидела за столиком дежурного и вытирала глаза бумажной салфеткой (еще утром все узнали, что она встречалась с Дейвом Стэнли). Груда шоколадных батончиков лежала рядом с ее большим телефоном, где их оставил инспектор Зволински.

Жюль застегнул парку, вышел из участка и направился в сторону своего желтого хетчбэка. Зазвонил его сотовый телефон, и он поднес трубку к уху.

– Да?

– Я кое над чем работаю, – сказал Доминик. – Встретимся позже.

– Не торопись.

Детектив сел за руль хетчбэка и закрыл дверцу. На переднее пассажирское сиденье он положил распечатку с домашними адресами Себастьяна Рамиреса, Маргариты, старшей сестры дилера, и белой женщины по имени Мелисса Спринг, которая регулярно навещала его в больнице и, предположительно, являлась его подружкой.

Беттингер изучил карту, определил кратчайший маршрут к первому адресу и выехал вслед за другими машинами, которые выруливали с парковки. Казалось, боевые корабли выходят в море на поиски врага.

Зевок взорвал лицо детектива. Он ехал на юг и строил гипотезы. Город снял все обвинения против Себастьяна Рамиреса, пока тот находился в коме (по очевидным причинам), и когда избитый Себастьян пришел в себя, он связался со своим адвокатом и подал на Доминика Уильямса, Эдварда Тэкли и весь полицейский департамент Большого Виктори в суд за жестокое обращение. Против детективов имелось множество улик – четырнадцать свидетелей и даже видеосъемка, – и суд должен был неизбежно привести к двум судебным срокам и двум увольнениям. И когда через пять недель судебный иск был отозван, все сильно удивились.

Себастьян Рамирес сообщил «Виктори кроникл», что он просто решил оставить эту историю в прошлом и жить дальше.

Возмущенный врач больницы Иоанна Крестителя Большого Виктори не верил, что жестоко избитый человек естественным путем пришел к такому прозрению, и Беттингер испытывал такие же сомнения. Он легко мог представить, как Доминик и Тэкли угрожали страдавшему от увечий Себастьяну.

По мере того как детектив ехал по Саммер-драйв все дальше на юг, унылые пустующие кварталы постепенно сменялись более населенными, и горячий воздух, идущий от печки, превратил костяшки его пальцев в кожу рептилии. Он записал в блокнот: «Купить увлажняющий крем».

Красный свет остановил хетчбэк на углу, где молодая пара восхищенно смотрела на своего младенца в коляске. Судя по их удовлетворенным улыбкам, ребенок еще не замерз окончательно.

Загорелся зеленый, и детектив повернул руль против часовой стрелки, направляя машину на Пятую улицу, где выстроились ряды трех– и четырехэтажных домов из бурого песчаника. Взглянув на номера, Жюль понял, что дом Себастьяна Рамиреса находится через несколько кварталов справа.