Ночью, при луне... - Джеки Д'Алессандро

Повернувшись к Хартли, Дженсен спросил:

– Почему вы сказали, что прелестны все три женщины? Ведь их на самом деле четыре, и все они действительно прекрасны.

Хартли в смятении поднял брови:

– Четыре? Наверняка вы не включаете в их число леди Гейтсборн или леди Агату?

Мэтью застыл в напряжении. Черт возьми, он отлично знал, о ком говорит Дженсен.

– Я имею в виду мисс Мурхаус, – тихо сказал Дженсен. Он взглянул на Мэтью с таким же непроницаемым выражением, с каким только что смотрел на Берика.

– Мисс Мурхаус? – удивился Хартли. – Вы, как видно, шутите. Она лишь сопровождает в этой поездке леди Уингейт.

– Да и прелестной ее никак не назовешь, – заметил Терстон, скривив губы.

– Только разве в темноте, – добавил Берик.

– Я с вами абсолютно не согласен, – сказал Дженсен. – Но как говорится, у каждого свое представление о красоте. – Его темные глаза с вызовом взглянули на Мэтью. – Вы со мной согласны, Лэнгстон?

Мэтью стиснул зубы. Дженсен явно заявлял о каком-то своем праве на расположение мисс Мурхаус, на которое ему и внимания-то обращать не следует, тем более учитывая его ситуацию и необходимость начать ухаживать за леди Джулианой. Но черт возьми, откровение Дженсена ему очень не понравилось. Его захлестнула волна непрошеной ревности, которую лишь с большим трудом удалось подавить.

– Да, я согласен с тем, что у каждого свое представление о красоте, – как можно спокойнее сказал он.

И если его внимание сосредоточится там, где и следует, то есть на леди Джулиане, все будет в полном порядке.

Подкрепившись бренди в малой гостиной вместе с мужчинами, Мэтью предложил им перейти в бильярдную, а сам отправился в свой кабинет. Там он попытался сосредоточиться на счетах по имению, подлежащих оплате, но сделать это оказалось не так-то просто. Казалось бы, никто и не мешал заняться делом. Мужчины были заняты в бильярдной, женщины еще не вернулись из деревни, куда отправились за покупками, так что в доме было тихо и спокойно. Даже Дэнфорт не посапывал на коврике перед камином, где он обычно отдыхал в это время дня. У Мэтью не было никаких оправданий для того, чтобы не воспользоваться этим временем, чтобы оценить свое финансовое положение, подумать о том, что еще можно продать и за счет чего сократить расходы.

К сожалению, он хорошо знал, что, как бы ни корпел над гроссбухами, у него не было других вариантов, кроме двух: один вариант – весьма практичный – означал женитьбу на богатой наследнице, а другой – успешное решение головоломки, к чему за последний год он так и не приблизился. Однако если бы даже он разгадал ее, чувство долга подсказывало, что ему все-таки придется выбрать жену. Причем в самое ближайшее время. А учитывая тот факт, что головоломку пока решить не удалось, ему придется брать в жены богатую наследницу.

Хотя в доме было тихо и спокойно, мысли его никак не могли сконцентрироваться на чисто деловых интересах. Он все время думал о Саре. И об их страстном поцелуе. О поцелуе, который заставил его утратить самообладание, чего с ним раньше никогда не случалось. Возможно, это объяснялось тем, что она не была похожа ни на одну из женщин, С которыми он когда-либо целовался. Судя по тому, что у нее была склонность рисовать обнаженных мужчин, можно было подумать, что у нее есть опыт в любовных делах, но опытной она, судя по всему, совсем не была. И вела себя очень естественно. У нее напрочь отсутствовало жеманство. И это делало ее в его глазах абсолютно неотразимой. Это и еще ее огромные глаза. И роскошные изгибы тела. И эти податливые пухленькие губки…

Он провел руками по лицу. Черт возьми, он хотел узнать, какова она на ощупь, какова на вкус, а когда узнал, утратил способность думать о чем-либо другом с тех пор, как она ушла из его спальни. И во время турнира лучников допускал ошибки, потому что его отвлекали мысли о ней. Такая одержимость женщиной, которая была полной противоположностью тем, кто обычно привлекал его внимание, совершенно ошеломила его. Он всегда предпочитал скромных классических красавиц с тихими голосами, миниатюрных голубоглазых блондинок, вроде леди Джулианы. Однако по какой-то причине леди Джулиана, которая весьма кстати оказалась искомой богатой наследницей, не привлекала его внимания.

Вместо этого его совершенно заворожила прямолинейная, кареглазая, темноволосая старая дева в очках, которая классической красотой отнюдь не отличалась. Но было в ней что-то такое, что влекло его. Такого чувства он никогда прежде не испытывал. И, судя по поведению и словам Дженсена, влекло к ней не одного Мэтью. Проклятие!

Однако в отличие от него Дженсен – вольная птица – мог ухаживать за кем пожелает. Нельзя сказать, что Мэтью хотел бы начать ухаживать за мисс Мурхаус. Даже если не принимать во внимание фактор богатой наследницы, она вовсе не была его типом женщины. Тем более его приводило в смятение и раздражало то, что она теперь занимала все мысли. Он не в состоянии был думать ни о ком другом.

Вздохнув, Мэтью хотел было вновь вернуться к ненавистным счетам, но услышал знакомое «гав!». Он взглянул в сторону раздвижной застекленной двери, сквозь которую в комнату падали лучи солнца. Очевидно, проснулся Дэнфорт, отдыхавший под теплыми солнечными лучами где-нибудь на террасе. Счастливчик.

Послышалось еще одно «гав!», потом тихий женский смех. Смех, который он немедленно узнал. Смех, услышав который он насторожился и застыл в кресле.

– Сиди спокойно, глупый пес, – донеслось до него сквозь открытую дверь с дальнего конца террасы.

Он поднялся, словно в трансе, и едва успел дойти до половины комнаты, направляясь к открытой двери, как в нее вбежал Дэнфорт. Высунув язык и помахивая хвостом, пес направился прямиком к нему и, поприветствовав Мэтью оглушительным троекратным гавканьем, сел. Прямо на его сапог.

Несколько секунд спустя в комнату вбежала мисс Мурхаус.

– Вернись, озорное создание, я еще не закончила…

Увидев Мэтью, она замолчала, не договорив фразу, и остановилась как вкопанная.

Сердце Мэтью словно перевернулось в груди. Он пристально посмотрел на нее, отметив простенькое серое домашнее платье и прическу, из которой выбилось несколько прядей. На ее спине болталась шляпка, ленточки которой были завязаны свободным узлом под подбородком. Щечки раскраснелись, а упругая грудь вздымалась, как будто она пробежала большое расстояние.

Она облизнула пересохшие губы, и он стиснул зубы, чтобы не повторить следом за ней это движение. Поправив соскользнувшие на кончик носа очки, она довольно неуклюже присела в реверансе:

– Извините, лорд Лэнгстон. Я думала, что все джентльмены отправились на турнир по стрельбе из лука.

– Турнир закончился. А я полагал, что леди отправились в деревню.

– Я осталась, чтобы полюбоваться вашими чудесными цветниками. Надеюсь, вы не возражаете?

«Не возражаю, если вы не будете сыпать латинскими названиями цветов. Или спрашивать о том, как себя чувствуют страфф-уорды и тортлинджеры».