Лист на холсте, или Улиточьи рожки - Салма Кальк

Я сначала не поверила — что за бред? Какой вообще замуж в наше время, он меня больше чем вдвое старше и ни капли мне не нравится. Я ему так и сказала. Но он посмеялся противно и ответил — это мы ещё посмотрим.

И родители стали на меня давить. Что я, видите ли, должна спасти отца. Они меня, получается, кормили-поили, родили-вырастили, теперь я им кругом должна. При том, что я реально видела людей, в которых родители были заинтересованы, и это не мой случай, вот совсем. Это брату всё прощали, мне же никогда не спускали никакой мелкой оплошности или шалости. Ну а я оказалась, видимо, недостаточно самостоятельной и не смогла им отказать.

Ну да, я вышла за Лорана. Конечно, никакой бумаги он отцу не отдал, зато я у него стала любимой девочкой для битья. Работать мне нечего, потому что ничего приличного я всё равно делать не умею, что это за профессия — художник? При этом я ленивая дармоедка. В Париж ехать нельзя, сиди в Марселе. Мои друзья — это стыд и позор, встречаться с ними нельзя. И вообще нечего из дому выходить лишний раз. Это платье слишком длинно, это слишком коротко, с такой прической нельзя на улицу выходить. Я заблокировала телефон, чтобы он в нём не копался — так он его разбил. Компьютера мне не положено — нечего, фриланс — это блажь, деньги мне ни к чему. Реально — когда мои запасы кончились, пришлось просить на чулки и трусы. А ему с того было столько радости, что не передать.

Я не знаю, почему он разрешил мне заниматься живописью. Тоже, наверное, не верил, что я могу сделать что-то серьёзное. А потом один из его приятелей увидел мою серию карандашных видов города — и захотел себе. Лоран, скотина, продал. И похихикал ещё — надо же, а от бесполезной меня может быть польза!

В общем, я не сразу поняла, как ему отомстить. А когда поняла — ну, нужно ж было скрываться, пришлось целую систему разработать, чтобы на мой чердак никто носа не совал. И нужно было сделать это именно со святым Себастьяном — как же, самый ценный предмет в коллекции, да и родня косо смотрит. На это ушло полтора года — нехило, но оно того стоило. Я рассматривала оригинал часами, рисовала наброски, пробовала краски, цвета и оттенки. И сделала копию.

А потом он на Рождество разругался с кузеном, и у него прихватило сердце. Начались больницы и врачи, и мне стало посвободнее. Тут-то я и развернулась с картиной, точнее — поскорее сбыла её с рук, а заодно нашла код от его сейфа и достала отцовскую бумагу. Отдавать её отцу я не собиралась — вот ещё, пусть мучаются. Я её сфотографировала и сожгла, и сняла процесс на видео. Надо будет — покажу.

Нет, я не собиралась разводиться. Со стенокардией шутки плохи, поэтому мне даже на руку, если он будет вести себя, как обычно — орать, руки распускать, пить. Обычно он врачей не слушает, сняли приступ — и хорошо, это ваш как-то заставил его лежать и принимать лекарства, а обычно он на работу тащится, чуть ему полегче становится. Но так сильно, как здесь, его ещё не прихватывало, что правда, то правда.

Вот и вся история, которую вы так хотели. Довольны? Вы крутые, что всё разгадали, а я глупая, раз не подумала про этот оттенок. Ну да, это ещё с учёбы моя фирменная фишка, типа подписи было. Вот и подписалась…

— Скажите, а где всё это время был ваш брат? — поинтересовался Себастьен в полной тишине.

— Где-то в Юго-Восточной Азии. Он туда сбежал сразу же после истории с машиной, и больше никто из семьи его не видел. Матери сам иногда звонит, денег просит. Говорит, что там работает на каких-то местных то за еду, то за небольшую плату, тем и живёт. А мать всё просит его вернуться, но пока не преуспела. Но скажите, вот вы услышали историю, как хотели. И что теперь? Стало вам легче? Мне лично — нет.

— А видео покажете? — продолжал расспросы Себастьен.

— Почему бы не показать? — Эмма достала из кармана телефон, полистала в нём файлы, потом протянула телефон Себастьену.

Элоиза глянула. Сначала был вид листа бумаги крупным планом: всё так, как и говорила Эмма, признание в том, что из кассы банка были взяты двести пятьдесят тысяч евро. Потом лист был скомкан, положен на металлический поднос и подожжён. Пепел Эмма свободной рукой высыпала с подноса в унитаз.

— Предусмотрительно. Вот что я вам скажу, сударыня. Я, признаться, уже принял решение, но я должен обсудить с его высокопреосвященством. Он должен узнать всё, таковы правила. Сейчас уже достаточно поздно, но я полагаю, мы можем отложить этот вопрос до утра. Гаэтано проводит вас в ваши комнаты. А утром мы снова встретимся и закончим разговор. Но вы произвели впечатление на нас всех, — Себастьен улыбнулся и слегка поклонился Эмме.

— Эмма, — Гаэтано смотрел серьёзно, — ты крутая. Пойдём?

Она встала и, не говоря ни слова, вышла следом за ним.

— Ну и история, — Варфоломей вытер лоб и почесал затылок. — Это надо по-быстрому запить, согласны?

— Угу. Запить, а потом ещё буквально пару слов, можно? — подмигнул Элоизе Себастьен. — Только уже не здесь и непосредственно с вами.

Говорить пару слов пошли к нему. По дороге он ещё попросил принести еды — оба не ужинали. Его просьбы исполняли стремительно — еда добралась до комнат быстрее, чем дошли они сами.

— Скажите, сердце моё, этой истории стоит верить?

Они сидели рядышком на диване и ели прямо из тех тарелок, в которых им принесли ужин. Впрочем, о других тарелках податели ужина просто не подумали, они упирали на скорость. Ночная еда с доставкой от службы безопасности всегда попахивала лотереей, и сегодня им выпали жареные осьминоги, салат с овощами и кусочками курицы, и куски мясного пирога.

— Она не лгала, — Элоиза не сомневалась в честности Эммы.

— Может быть, Варфоломей предложит ей работу? Отличный живописец-копировщик, полное воспроизведение, не знаю, что там ещё можно придумать.

— Вы хотели узнать, говорила ли она правду, чтобы утвердиться в своём решении?

— Да, до разговора с Шарлем. Очень уж специфичная оказалась барышня.

— Но каковы её родственники, — Элоиза брезгливо поморщилась. — Все разногласия с моими сразу же показались мне такой ерундой!

— Меня убили мужчины, оба. Один хотел, другой украл, а разгребает девчонка. Знаете, мой брат тоже сбежал от семьи на край света, но он не оставлял за собой никаких проблем, он не просто справляется сам с трудностями жизни, а с нуля стал успешным бизнесменом. Мать ворчит, что это недостойно, но у неё судьба такая — всё, что мы делаем, её недостойно. В итоге она не знакома с его семьёй, и внуков от Стефано ни разу не видела.

— А вы? Вы их видели?

— Да, вполне. Я в последний раз навещал его весной, перед тем, как приехать в Париж на встречу с вами. Помнится, у нас там были чудесные два дня и три ночи.

— Да, неплохо получилось, — согласилась Элоиза. — Хотите последнего морского гада?

— Забирайте, я же вижу, что они пришлись вам по душе. Я доем пирог, с вашего позволения.