Мертвые пианисты - Екатерина Ру

— Это Виталий Щукин, ученик девятого «Б» класса.

Цветущая улыбка Тамары Вадимовны тут же слегка сжалась, как будто подвяла.

— Так это реальный мальчик?

Надя посмотрела на портрет. Теперь, когда Щукин был изображен на настоящей, осязаемой бумаге, он и правда казался реальным. По крайней мере гораздо более реальным, чем две минуты назад.

— Да, наверное.

— То есть как это — наверное? Я просила тебя нарисовать несуществующего человека. Этот мальчик существует или нет?

Надя окончательно запуталась и замолчала.

— Скажите, вы ведь учительница в Надеждиной школе, так? — спросила в коридоре Тамара Вадимовна бабушку.

Бабушка казалась очень встревоженной. Возможно, от длительного ожидания. Сжимала и разжимала кусочек белой блузочной ткани около сердца. Надя стояла рядом, втянув голову в плечи. Она почему-то была уверена, что ее будут ругать за портрет Виталика. Предчувствие укоризненных слов разливалось по Наде медленными ознобными потоками. Будто предгриппозная слабость.

— Да. Учительница.

— А скажите… у вас в девятом классе учится мальчик по фамилии Щукин? Виталий Щукин?

Бабушкины глаза удивленно округлились. Пальцы замерли.

— Нет… такого нет.

— Точно?

— Точно… А что?

— Ну все понятно, — с улыбкой прощебетала Тамара Вадимовна.

— Что понятно? Что вам понятно? Вы мне скажите, что с Надюшей делать! Она живет в своем мире и не видит ничего вокруг!

Бабушка снова вцепилась в блузку и на этот раз чуть не вырвала из нее клок. А Тамара Вадимовна продолжала невозмутимо улыбаться.

— Да не нервничайте вы так. Успокойтесь. Ничего особенного с Надеждой делать не надо. Ей просто нужны друзья. Реальные друзья.

Надя стала задумываться о том, что друзей у нее действительно нет. Стала все чаще незаметно садиться рядом с компаниями одноклассников и слушать их разговоры. Правда, толку от этого было мало. Голоса сливались в одну бессмысленную полифоническую волну, которая скользила мимо. Надя слышала обрывки предложений, обрубки рассказов, но они никак не складывались в голове. Так и оставались обособленными стеклышками, не способными стать витражом.

Надя не отчаивалась. Как-то раз даже набралась храбрости и попыталась вступить в беседу. Бабушка учила, что нужно говорить только те вещи, которые относятся к текущей теме разговора. И когда Женя Сухарев заявил своим друзьям, что у него на телефоне есть фотографии голых женщин, Надя выпрямила спину и неожиданно твердо сказала, что на компьютере ее дяди Олега тоже есть такие фотографии. Наде казалось, что это было в тему. Даже очень. Но Женя и его компания только удивленно обернулись к источнику чужого голоса, помолчали несколько секунд и продолжили разговор. Как ни в чем не бывало.

Больше Надя не вставляла реплик. Правда, несколько раз порывалась. Но как только реплика полностью созревала в голове, тема беседы одноклассников оказывалась уже другой. И нужно было судорожно придумывать новую фразу, относящуюся к новой теме — тоже зыбкой и ускользающей. Надя не поспевала.

Бабушка после разговора с Тамарой Вадимовной тоже обеспокоилась отсутствием у Нади друзей. Даже как-то раз пригласила Надиных одноклассников домой, на чаепитие. (Конечно, не всех: двоечники вроде Жени Сухарева не удостоились приглашения. Да все и не поместились бы.) В итоге пришла только одна девочка — отличница с первой парты Вероника Зябликова. Она сидела до вечера за кухонным столом, жирно чавкала заварными пирожными и обсуждала с бабушкой проблемы класса. А Надя молча сидела на полу, прижавшись спиной к холодильнику.

— Ну как так можно, Надюш! — горько сказала бабушка, когда Вероника наконец ушла. — Я вот пытаюсь найти тебе друзей. А ты слова не скажешь! Даже за стол с нами сесть не соизволила! Просто уму непостижимо. Разве кто-нибудь захочет с тобой общаться, если ты будешь себя так вести? Никому не интересно смотреть на твое кислое лицо, поверь. Надо прилагать усилия, расспрашивать, высказывать свое мнение. Иначе никак. Понимаешь, Надюша, никак.

Надя так устала от скучного голоса Вероники и от обсуждения классных проблем, что едва могла воспринимать обращенные к ней упреки. Бабушкины слова доходили до сознания неравномерно, словно пульсирующими кровяными толчками. Наде очень хотелось поскорее уйти в комнату, вдеть в уши наушники и включить Брамса. А бабушка все говорила, все выплескивала хаотичные фонтанчики ярко-алой вербальной крови. Словесно-артериальное кровотечение.

— Вот Вероника. Хорошая девочка, умная, серьезная. Рассуждает по-взрослому. Уже сейчас задумывается, куда поступать после школы. Пришла к тебе в гости — а ты молчишь как рыба. Смотришь в сторону. Так неприлично просто, Надюш. Подружилась бы с ней!

Надя не отвечала. Дружить с Вероникой Зябликовой не было ни малейшего желания.

Бабушка вздыхала, хваталась за сердце. И Надино одиночество продолжалось.

Все изменилось в седьмом классе, когда двоечник Женя Сухарев украл из учительской и сжег классный журнал.

Разумеется, без скандала не обошлось. Поднялся вопрос об отчислении Жени Сухарева из школы. А Надиному классу объявили, что придется пересдавать все самостоятельные и контрольные с начала четверти. По всем предметам, кроме русского и литературы: бабушка записывала оценки в отдельную тетрадь.

— Что за хрень вообще, я на прошлой неделе с трудом получила четверку по географии, — возмущалась на классном собрании Ксюша Лебедева. — Вообще, можно сказать, чудом! И чё теперь?

— Тихо, Лебедева! — лязгнула бабушка. — Будешь пересдавать свою четверку.

— Так я не сдам во второй раз!

— И съебешь из школы вслед за Сухарем, — негромко добавил с четвертой парты прыщавый Антон Уваров и залился гиеньим смехом.

Слушая его смех, Надя непроизвольно вспоминала английский сериал «Рассказы о животных».

— Заткнись, даун прыщавый, — нарочито ласково сказала Ксюша и снова повернулась к бабушке: — Не, ну нормально, а? И чё, лабораторную по биологии тоже? И отжиматься опять на время?

— Да, опять. Скажите спасибо Сухареву.

— А мы-то почему из-за него должны страдать?

— Потому что оценки нужно восстановить, вот почему. А значит, придется пострадать. Другого выхода у нас нет. Все, тема закрыта.

Но другой выход был. Четыре дня назад, когда бабушка разбирала тетради в учительской, Надя сидела рядом. Листала классный журнал — еще не тронутый огнем. И запомнила все оценки. Всех учеников, по всем предметам. Точнее, они как-то запомнились сами собой. Раскрасились в Надиной голове, обросли рельефом, пейзажами, переплелись с фамилиями. И сейчас, снова сидя в учительской, на том же месте, Надя понимает, что может помочь Ксюше Лебедевой и остальным одноклассникам избежать «страданий».