Россия в огне Гражданской войны: подлинная история самой страшной братоубийственной войны - Армен Гаспарян

У богатого мехопромышленника каппелевцы нашли большие удобные сани, в которые хотели уложить больного прооперированного генерала. Услышав это, Владимир Оскарович удивленно взглянул на окружающих и немедленно потребовал своего коня. Сжавшего зубы от боли, бледного, худого, страшного генерала на руках вынесли во двор и посадили в седло. Он выехал на улицу – там шли части его армии. Преодолевая мучительную боль, Каппель выпрямился и приложил руку к папахе. Он отдавал честь тем, кого вел, кто не сложил оружия в борьбе.

Стоять и ходить Владимир Оскарович уже не мог. На ночлегах его осторожно снимали с седла и вносили на руках в избу, где, чуть обогревшись, он, лежа в кровати, приступал снова к обязанностям Главнокомандующего. Генерал вызывал своих офицеров, отдавал приказания. Так продолжалось больше недели. Состояние Каппеля ухудшалось – жар не спадал, пропал аппетит, временами он терял сознание. Сосредоточившись на обмороженных ногах, врачи не обратили внимания на появившийся у генерала кашель.

Держаться в седле он уже не мог, и его снова уложили в сани. 21 января 1920 года, чувствуя, что силы его оставляют, Каппель отдал приказ о назначении генерала Войцеховского Главнокомандующим армиями Восточного фронта. Вместе с властью над войсками Владимир Оскарович передал ему также орден Святого Георгия, сняв его со своей груди. Незадолго до смерти он вручил генералу Войцеховскому обручальное кольцо, попросив передать его жене.

Трагичная история. И у любого нормального человека вызовет чувство жалости к блестящим русским офицерам, героям Первой мировой войны. Не за поместья и заводы сражались георгиевские кавалеры, молодые поручики, штабс-капитаны и полковники. За свои убеждения. Ничего другого у них не было. Они не могли не проиграть. Потому что их вожди, блестящие русские военачальники, оказались слабыми политиками, и когда дела застопорились, прибегли к проверенному средству – кнуту. С его помощью можно достичь определенных успехов. Белые достаточно близко подобрались к Москве. Но с помощью одного только кнута победить нельзя.

Мы идем на чужбину с высоко поднятой головой, в сознании выполненного до конца долга.

Генерал Врангель

Я не случайно вынес в название этой главы строки известного эмигрантского поэта Николая Туроверова. Они точнее всего отразили последний этап Гражданской войны в стране. Тогда всем уже стало ясно: Белое движение терпит крах. В феврале большевики расстреляли в Иркутске адмирала Колчака. В марте, после Новороссийской катастрофы, генерал Деникин сдал командование барону Врангелю. За границу ушли остатки войск Юденича и Миллера. Добровольческая армия все еще старалась удержать Крым – последний клочок Русской земли, не попавший пока под власть большевиков. Генерал Туркул, командовавший в то время Дроздовской дивизией, в своих мемуарах писал: «Полчища, то чем только и могли они нас подавить – валы цепей, находящие друг на друга, двигались атака за атакой. Грудь Белой армии была разбита». С этим трудно не согласиться.

А вот гражданское население Крыма до последнего дня пребывало в состоянии блаженного неведения. Чтобы не создавать паники и почвы для активизации и без того вовсе не пассивного большевистского подполья, газета «Время» специально взяла интервью у генерала Слащева, в котором тот со свойственной ему хвастливостью заявил: «Жители могут быть вполне спокойны. Армия наша настолько велика, что одной пятой ее состава хватило бы на защиту».

Он ненавязчиво напомнил всем о собственных подвигах, когда он удерживал красных с четырехтысячным корпусом. Но тогда против Слащева было три дивизии, а не пять армий. Крым поверил и жил спокойно. Работали кинотеатры, в Таврическом дворянском собрании ставили пьесы лучшие актеры России из числа сбежавших от большевиков. В рядах же белых армий царили совсем другие настроения (легко представить, какие именно).

Лишь самые дальновидные жители полуострова уже начали подыскивать места на пароходах и покупать валюту. Крымский рубль, хоть и сильно обесценился, но еще конвертировался по курсу 600 тысяч за один фунт стерлингов. Катастрофа 8 ноября 1920 года для многих грянула как гром среди ясного неба. Интересно, что даже в штабе Врангеля, где знали о положении дел на фронте лучше городских обывателей, не предполагали, какое преимущество обеспечили себе большевики. На 25 тысяч белогвардейцев красные обрушили 200-тысячную группировку войск. Конечно, барон понимал, что долго выстоять одна область против целой страны не сможет, но и он не ожидал, что развязка произойдет столь стремительно. 10 ноября на совещании с участием командира первого армейского корпуса генерала Кутепова было решено начать эвакуацию тылов. Для этого были реквизированы все коммерческие суда, находящиеся в портах. Стали грузиться лазареты, некоторые центральные учреждения.

Через французского посланника графа де Мартеля правительство Врангеля обратилось к властям Франции с просьбой о предоставлении убежища. Для предотвращения беспорядков, организуемых коммунистами, из работников штабов создавались команды, вооруженные винтовками и гранатами. Началась выдача населению документов на выезд из страны. В ночь на 12 ноября рухнули последние рубежи обороны. План эвакуации был к тому времени уже разработан, распределены корабли между частями, выделены транспорты для семей военнослужащих, тыловых и правительственных учреждений. Поручик Марковской дивизии Аркадий Слизской вспоминал спустя несколько лет: «Последний день. Через несколько часов мы должны покинуть последний клочок русской земли. Почувствовать сердцем весь трагический смысл этих слов я еще не мог. Это произошло гораздо позднее, когда ослабла надежда на возвращение, когда стало ясно – эмиграция навсегда».

Чтобы обеспечить быструю и планомерную погрузку, решили проводить ее в разных портах. Корниловской, Марковской и Дроздовской дивизиям было приказано отходить к Севастополю, кубанским казакам – в Феодосию, а донцам – в Керчь. Штабу Врангеля удалось организовать эвакуацию по всем правилам военной науки. Даже несмотря на свое десятикратное превосходство, части красных были измотаны боями. Понимая, что белогвардейцам нечего терять и они будут сражаться до последнего патрона, Фрунзе направил Врангелю радиограмму с предложением капитулировать на особых условиях. Сдавшимся гарантировались жизнь и неприкосновенность, а тем, «кто не пожелает остаться в России, – свободный выезд за рубеж при условии отказа под честное слово от дальнейшей борьбы».

До сих пор не смолкает спор о т ом, что же заставило Фрунзе нарушить основной большевистский принцип Гражданской войны – никакой пощады врагу?

Возможно, красный командарм, уважая мужество противника, решил сыграть в рыцарское благородство. Но, как мне кажется, его поступком руководили чисто практические соображения: прижатые к морю чины русской армии Врангеля сражались бы с отчаянием обреченных и перебили бы еще немало красноармейцев. Это была роковая ошибка, о которой в тот момент еще мало кто подозревал.

М. В. Фрунзе.