Прерванный полет - Марк Фурман

— Трудно сказать. Во всяком случае, он может оказаться полезным. Опыта ему не занимать, да и контакты с москвичами у него отличные.

Корначев подумал, что выбор Бердичевского пал на него не случайно. Он знал, что когда-то Юрий два года проработал в Якутске, где начиналась его служба в уголовном розыске.

— Билет на вас уже заказан прокуратурой, — сообщил Тропников, разливая крепко заваренный ароматный чай. — Самолет на Якутск улетает завтра в 11.00, так что не позже девяти вам надо быть на аэровокзале.

— С какого аэродрома вылет?

— Я уточнял, из Домодедово…

— В Восточной Сибири тепло, — вмешался в разговор Стефанович. — Если верить синоптикам, 27–30 градусов. Тем не менее, что потеплее взять не мешает: Жил я в тех краях. Погода там переменчива, как капризная женщина. Днем жара за двадцать пять, ночью — заморозки. А если еще в тайгу ехать…

О Ларионове пока не говорили. То, что случилось с их товарищем, было не просто неприятностью — дерзким вызовом шайки преступников, поиск которых растянулся уже на несколько месяцев. Убийство Жигулевой, избиение Казаряна, шантаж с «Жигулями», нападение на начальника уголовного розыска, хищение алмазов, по-видимому, из Якутии… Следовало признать: пока счет явно не в пользу следствия. Что будет дальше? И когда наконец прервется цепь преступлений?

— Как там Юрий Трофимович? — затронул Тропников самое больное место. — Завтра подъеду к нему.

— Ничего, — Юрий вытянул усталые ноги. — Слаб, конечно, но выглядит лучше, чем я ожидал. Кости черепа целы, врачи считают, что у него ушиб мозга. Из раны было сильное кровотечение. Кровопотерю уже возместили, не было бы осложнений. Вам всем привет.

— Что привет, — нахмурился Стефанович. — Вот когда шайку раскроем, тогда и приветы принимать можно.

— Кстати, Виктор Сергеевич, опергруппа на месте собаку не применяла? Ларионов утверждает, что от нападавшего исходил какой-то резкий запах. То ли одеколона, то ли крепкого табака.

— Добровольский говорит, была собака. Из квартиры взяла след, дошла до троллейбусной остановки. Там облаяла урну на углу, где, однако, ничего не оказалось. Вот и все ее заслуги. Еще Аркадий сообщил, что под ванной был сверток с камнями, очень похожими на алмазы. К счастью, несколько камешков они успели отсыпать. Их уже передали на экспертизу геологам.

После чаепития все вместе собрали Корначева в дорогу. Дипломат ему одолжил Тропников, кожаную куртку на меху принес из машины Стефанович. На сборы ушло каких-нибудь десять — пятнадцать минут. Давно прошли те времена, когда, отправляясь в командировку, Юрий брал объемистый чемодан, еще и портфель в придачу. С годами, по мере приобретения опыта он стал менее требовательным к комфорту, спокойно обходясь без тех привычных вещей, которые дома всегда под рукой. Лежа в темноте на неуютной гостиничной кровати, он долго не мог уснуть. Потом вспомнил Якутию, себя в молодости. Что ожидает его сейчас в этом суровом краю? Он увидел тайгу, высокое небо над головой и в тот же миг уснул.

Михаила Соломоновича Бердичевского на вокзале встретили Тропников со Стефановичем. Начальник следственного отдела рассчитывал застать Корначева в Москве. Узнав, что самолет вылетает в одиннадцать, он весьма огорчился. Он полностью доверял своему молодому другу, знал, что Юрий сделает все возможное, но на правах старшего хотел дать кое-какие советы. Теперь и в Москве считали, что убийство Жигулевой, мотив которого стал наконец прослеживаться, перерастает в целую серию серьезных преступлений. После покушения на Ларионова и находки под ванной руководство прокуратуры России сочло необходимым командировать Бердичевского в столицу.

Михаил Соломонович поздоровался с Виктором, как ни в чем не бывало, хотя в душе таил обиду за измену области и переезд в Москву. Однако он понимал стремление молодого следователя обосноваться в столице. Тут работа интересней, дела масштабнее, да и зарплата повыше.

По дороге в следственный отдел прокуратуры России Тропников проинформировал бывшего шефа о событиях последних дней. Особенно внимательно Михайл Соломонович выслушал историю о нападении на Ларионова, находке камней и краткий отчет Виктора о поездке в Одессу. Тропников показал ему бумажку, обнаруженную в автомашине, и сообщил, что значительная часть работы по установлению личности неизвестной уже проделана Юрием. Ему, Виктору, надо сегодня съездить по четырем адресам в две больницы и две поликлиники, чтобы выяснить, не имеют ли отношения указанные экспертами лица к делу Жигулевой.

— Конечно, Виктор Сергеевич, проверить все фамилии нужно. И как можно скорее, — согласился Бердичевский. — Но у меня, откровенно говоря, на этот счет особых иллюзий нет. Если нам и повезет, то приблизительно, как в «Спортлото». Играю для интереса, уже который год, и все впустую.

Относительно «Спортлото» Виктор промолчал. В отличие от Бердичевского ему уже дважды везло: один раз, угадав три номера, он выиграл девятьсот двадцать шесть рублей, зато в другой — сразу свыше ста тысяч, назвав правильно четыре цифры из пяти.

Машина остановилась на Пушкинской, у здания прокуратуры России.

— Что ж, прокатитесь по Москве, — предложил Бердичевский. — Думаю, за несколько часов управитесь. Жду вас здесь, в следственном отделе. В случае необходимости звоните.

Откровенно говоря, Тропников тоже не очень-то верил в успех своих поисков. Причин тому было несколько. Кто-то из современных философов заметил, что излишняя информация даже вредит делу. Это был как раз тот случай. Когда Виктор от Корначева узнал, сколько лечебных учреждений в столице, он, хотя и не впал в глубокий пессимизм, но трезво рассудил, что их шансы на успех колеблются где-то у нулевой отметки. Вот и поездка в Одессу, сама по себе приятная и неожиданная, как подарок, тоже не дала ожидаемых результатов.

Маршрут круиза, как окрестил его Стефанович, они выработали совместно, но не без споров. Виктор предлагал вначале заехать в больницу, находившуюся сравнительно недалеко. Стефанович же, как водитель, имеющий право решающего голоса, настоял, чтобы они начали с самой дальней -67-й больницы.

День, не в пример вчерашнему, выдался теплым и солнечным. Они выехали на Садовое кольцо, миновали Белорусский вокзал. Тропников опустил стекло, приятный встречный ветерок ворвался в машину. Машинально глядя на автомобильный поток, он размышлял о деле. Начатое весной, оно только к середине лета, наконец-то натужно, со скрипом, но сдвинулось с мертвой точки. Как следователь он знал, что, если они и на этот раз зайдут в тупик, «упрутся в стенку», по выражению Белозерова, дело каждые несколько месяцев будут возобновлять, и так без конца. Это периодическое «стряхивание пыли» не позволяло отправлять материалы по нераскрытым убийствам в архив и, если на мгновение обратиться к высокой патетике, определяло смысл и содержание профессии следователя.

Больница, к которой подъехали, показалась ему огромной. За широко открытыми воротами располагалось многоэтажное административное здание. Потом, двумя рядами, как корабли в кильватерном строю, стояли лечебные корпуса. Это царство медицины подавляло постороннего человека. И где тут искать Жигулеву?