Удача - Борис Седов

Альвец же, изобразив на лице равнодушие, сказал:

– А вы, Знахарь, быстро в гору пошли. Не ожидал от вас такой прыти. И теперь, между прочим, я ваш подчиненный. Так что прошу любить и жаловать. Любить – не обязательно, а уж жаловать – как сами решите.

Я пробурчал что-то невразумительное и уставился в окно.

Ох, не нравится мне все это!

Через полчаса «Бьюик» торжественно причалил к уже знакомой мне каменной террасе, окруженной колоннадой. Выходя из обтянутого белым бархатом салона, я увидел сидевшего в тяжелом дубовом кресле дона Хуана Гарсиа, который отсалютовал мне сигарой размером с палку твердокопченой колбасы.

Помахивая рукой, как Брежнев при виде Индиры Ганди, я приблизился к Гарсиа, и мы обменялись рукопожатиями. Он при этом продолжал сидеть. Наверное, это только у нас, у русских, принято отрывать задницу от стула, подумал я, и уселся напротив него.

– Я позволил себе заказать вам пиво, – сказал Гарсиа, не обращая ни малейшего внимания на Альвеца, который сел сбоку от него, – надеюсь, угадал.

Он сдернул салфетку с серебряного ведерка, и я увидел несколько бутылок «Грольша», воткнутых в колотый лед.

Альвец многозначительно поджал губы, дескать – ишь, какое уважение, а я, вытащив бутылочку и открыв ее, сказал:

– Ваша предусмотрительность, дон Хуан, выше всяких одобрений. Вы знаете, что нужно вашим людям.

Дон Хуан одобрительно кивнул, и я понял, что мой намек на то, что я теперь его человек, пришелся ему прямо куда надо.

В самую точку.

Я начал неторопливо наливать пиво в высокий стакан, а Гарсиа, внимательно разглядывая меня, сказал:

– Если бы я не знал, что Альвец придет именно с вами, я бы ни за что не узнал вас. Шикарно! Великолепно! Прекрасно! И, наверное, дорого. Я угадал? У вас и голос изменился, между прочим…

Я пожал плечами и, с удовольствием сделав глоток холодного пива, ответил:

– Насчет голоса – элементарная коррекция голосовых связок. Причем в любой момент можно легко вернуть все в первоначальное состояние. А деньги… Ну, как сказать… Двести пятьдесят тысяч.

– О… Серьезные деньги.

– Вы знаете, дон Хуан, жизнь дороже, чем самые серьезные деньги. А мне с моим лицом дорога была одна – в могилу. Сами знаете.

Гарсиа кивнул, а Альвец, посмотрев на меня, сказал:

– Да, если бы в аэропорту вы не подошли ко мне сами, я решил бы, что вы не прилетели.

Я развел руками – дескать, я здесь ни при чем, это все мастерство хирургов, и налил себе еще пива. Альвец тем временем вызвал официанта, появившегося будто из-под земли, и стал что-то нашептывать ему.

Гарсиа посмотрел на Альвеца, усмехнулся и спросил:

– Что вы там секретничаете? Думаете, я не знаю, что вы заказываете?

Повернувшись ко мне, он сказал:

– Сеньор Альвец обожает тако. Вы пробовали?

– Пробовал, – ответил я, содрогнувшись, – в Фениксе. У меня тогда чуть глаза из орбит не вылезли.

Гарсиа засмеялся и, посмотрев вслед неслышно уходившему официанту, сказал:

– Да, я с вами согласен. Излишне острая пища вредит здоровью.

Ишь, гнида, о здоровье своем заботишься! А как насчет тех, кто покупает твое зелье? Их здоровье тебя интересует, или как? А их жизнь, которой после знакомства с твоими толкачами грош цена?

Понятное дело, я не произносил этого вслух, а только подумал.

А вслух сказал:

– У нас, у русских, есть поговорка – было бы здоровье, а остальное купим.

Гарсиа опять рассмеялся.

– Отличная поговорка, – воскликнул он и от восторга даже хлопнул в ладоши, – а остальное – купим! Верно!

Похоже, у него сегодня было прекрасное настроение.

Ну что же, тем лучше. Это значит, что те идеи, которые я собирался ему изложить, должны ему понравиться. Тем более, что в них было несколько, я бы сказал, весьма оригинальных изюминок, и они должны были заинтересовать и привлечь его.

Будто услышав мои мысли, Гарсиа посмотрел на меня и сказал:

– Надеюсь, вы уже готовы рассказать мне о своем плане. Ведь у вас уже есть план?

Я чуть было не добавил – мистер Фикс, но сдержался и ответил:

– Да, у меня есть план. И, я надеюсь, он вам понравится.

– Я тоже надеюсь, – сказал Гарсиа, – а остальное – купим!

И мы засмеялись, как старые добрые друзья, собравшиеся в тени древней колоннады выпить доброго вина и поговорить о приятных вещах.

Солнце клонилось к западу.

Проходя через пулковскую таможню, я слегка нервничал.

А все из-за того, что в моем чемодане среди шмоток были грамотно разложены пачки долларов. Немного, всего сто тысяч, но все-таки деньги. Еще у меня были карточки «Виза» и «Мастер Кард», на них денег было, конечно, больше, но живая наличка мне была нужна сразу же, поэтому, посомневавшись чуть-чуть, я решил рискнуть и попытаться протащить с собой деньги.

Я не знал точно, сильно ли я рискую этими деньгами, черт его знает, что там новенького выдумали российские таможенники, может быть, обнаружив эти деньги, они и бровью не поведут. А может – засветится у них в глазах ненасытная жажда раскулачивания, и они, злорадно тиская потными руками пачки моих баксов, будут многократно пересчитывать их, надеясь увидеть, как меня корчит от жадности…

Но ничего такого не произошло.

Я прошел через таможню, как сквозь турникет в метро, и через полминуты уже стоял на родном растрескавшемся асфальте.

Вокруг входа толпились подозрительные личности в потертых кожаных куртках и, играя ключами от машин, монотонно бубнили:

– Куда едем, куда едем…

Пройдя мимо них, я вышел на круглую площадку, вокруг которой было не протолкнуться от стоявших как попало машин, и подошел к старому, но ухоженному «Мерседесу», за рулем которого сидел седой усатый дядька в кожаной шоферской кепке.

Остановившись рядом с открытым окном, из которого торчал локоть водителя, я поставил чемодан на асфальт, неторопливо достал сигареты и закурил.

Дядька спокойно смотрел на меня и даже не ждал, когда я наконец заговорю. Он просто знал, что мне нужно, и молчал. Такие дядьки, много повидавшие и давно уже не суетящиеся перед клиентом, всегда привлекали меня гораздо больше, чем жадные до чужих денег разбитные извозчики, снимающие с растерявшихся в чужом городе приезжих по полторы тысячи за то, чтобы доехать от Московского вокзала до Купчино.

Я посмотрел вокруг и сказал: