Шесть черных свечей - Дес Диллон

— Ладно, хрен с ним, проехали. Я пошла. «Излишество», водка, что еще?

— Салфетки.

— Сколько?

— Дюжину. Энджи придет, — произносит Джедди.

— Энджи придет? Правда? — говорит Кэролайн. Энджи она любит. Энджи жесткая, ее стиль — «пленных не брать». Но уж лучше пусть она будет рядом, чем эти две полоумные эгоистки.

— Обещала прийти, — говорит Донна. — Это все, Джедди?

— Эге. И еще сигареты. Возьми «Клаб Кинг Сайз». Только не бери в магазине, возьми у Мэгги Керр. У нее они по два фунта пачка.

Это знак тех дней. Люди продают спиртное и сигареты прямо на дому. За полцены. Реально. Не ходите в магазины за бухлом и табаком. У каждой квартиры своя специализация. Вот дверь, где торгуют бормотухой. Вот дверь, где только водка. Вот табачная дверь. Имеется даже дверь, где можно купить моющую жидкость «Фэйри». Все это покупается задешево в Европе и привозится сюда на грузовиках среди прочего груза. Так, во всяком случае, отвечают люди на упрек в подрыве британской экономики. Новое кооперативное общество. Вот и Кэролайн за те же деньги купит больше. За полцены-то.

Кэролайн окончательно собралась и направляется к двери, бормоча:

— «Излишество», салфетки, водка и сигареты. «Излишество», салфетки, водка и сигареты.

Она уже в дверях, когда Донна кричит, что нужна еще лента.

— Ой, Кэролайн, клейкая лента!

Кэролайн морщит лоб.

— Для Шести Черных Свечей! — кричит Донна.

— Для проклятия, — подхватывает Джедди.

Кэролайн кивает в ответ. Пока до нее не дошло, рот у нее слегка приоткрыт.

— Да, все правильно.

Донна и Джедди слышат, как она повторяет про себя, спускаясь по лестнице и проходя по двору:

— Клейкая лента, водка, салфетки, «Излишество» и сигареты. Клейкая лента, водка, салфетки, «Излишество» и сигареты. Клейкая лента, водка, салфетки, «Излишество» и сигареты. Клейкая лента, водка, салфетки, «Излишество» и сигареты.

Как только Кэролайн вышла, Донна поднимается и проходит на кухню.

— Еще чаю? — спрашивает она.

Джедди кивает и закуривает. Донна опять ставит чайник, достает две чашки, а Джедди пытается с ней разговаривать, погрузившись в уют дивана и пламени, ласкающего ноги. Ей приходится почти кричать — ведь большая декоративная арка «Артекс» слышимости не улучшает, да еще и чайник, закипая, шумит вовсю. Прошлым вечером Донна была на потанцульках, и Джедди интересно, кто еще там был и, главное, кому удалось подцепить мужика.

— Была где вчера, Донна?

— У Гарфилда.

— Нормально?

— Ну. Только с бодуна сегодня.

Чайник кипит, и лицо Донны заволакивает пар.

— Эх, типа и славненько же было!

— Обалденно. Только… — Донна наполняет стакан холодной водой и выпивает в три глотка. Из стакана на нее пялятся водянистые глаза похмелья. — Ух! Вроде полегче. «Айрон Брю» и водка — плохая находка. Хуже некуда, ей-богу.

Джедди явно хочет что-то сказать, но не решается и усиленно курит. Ее взгляд сначала блуждает по комнате, потом останавливается на Донне. Потом Джедди отводит глаза и задумывается о чем-то. Потом опять смотрит на Донну. Наконец, уставившись на самую вершину декоративной арки, Джедди спрашивает:

— Закадрила кого?

Донна не отвечает, пытаясь припомнить вчерашний вечер. События дробятся, будто отражения в зеркальном шаре, память сохранила только какие-то кусочки — поворот головы, улыбку, красивый зад. Вроде женский. И мужики, мужики повсюду. М-да. Ах, трах-тарарах! Еще такси. Асфальт. Ботинки и крики. Кровь и чья-то расцарапанная физиономия.

— Донна, я спрашиваю, ты закадрила кого?

Донна рассматривает сломанный ноготь.

— Нет.

Джедди переходит к стадии два. Коломбо мог бы ею гордиться.

— А кому-нибудь удалось подцепить кого?

Донна не отвечает. Она и правда не помнит — ведь в голове у нее только фрагменты мозаики. Чтобы сложить картинку вчерашнего вечера, ей обычно требуется целый день. Да и то остаются порядочные пустые места. Она теперь просыпается по утрам с таким чувством, будто в венах у нее вместо крови патока. Что до прошлого вечера, то он тонет в угрызениях совести. В чувстве греха.

— Удалось кому-нибудь?

— Венди. Она кого-то подцепила, — говорит Донна.

— Угу. Угу. Да-да, — произносит Джедди.

Джедди стискивает губы и начинает думать про Венди и ее вчерашнего кавалера. Про Венди и ее светлые волосы, торчащие дыбом, словно шерсть у зверя, ее культурный голос и губы учительницы. Зараза Венди. Джедди следовало догадаться, что уж она-то найдет мужика.

— Я каждый день вижу эту Венди на главной улице.

Джедди гасит окурок с такой энергией, будто мстит. Ее окурки лежат в пепельнице, как тела убиенных в резне. Джедди закуривает следующую сигарету. Светотени от пламени зажигалки пробегают у нее по лицу и словно образуют другую кожу. Тайную кожу из пламени. Глаза стерты огнем. Похоже, жизнь ушла из ее тела и оно наполнилось чем-то другим. Чем-то нездоровым. Вакуумом обиды, который один неизменен и поглощает все остальное.

Джедди идет в атаку:

— Да, она каждый день проходит по главной улице и никогда не зайдет ко мне. Я ее уже сто раз видела. Такие волосы нельзя не заметить. Их видно издалека. Только две вещи всегда видно издалека: Великую стену Гонконга и торчащие волосы Венди.

Не обращая внимания на Джедди, Донна достает молоко из холодильника и разливает по чашкам. Стук ложечки — это ее единственный ответ. Язык тишины. Она не клюнула на наживку Джедди. И тут будто вспышка освещает ее память. Вот и еще картинка вчерашнего вечера. Довольно красочная.

Донна потрясена.

— Я побила того парня, — выпаливает Донна.

Джедди чуть не давится дымом своей сигареты, бог весть какой по счету.

— Что ты сделала с тем парнем?

Донна выходит из кухни и прислоняется к декоративной арке.

— Он был вполне ничего. Бац — и я двинула ему прямо в челюсть. Хороший апперкот. По-моему, я ему челюсть сломала.

— Кто это был?

— Ты его не знаешь. Доктор он.

— Ну ты даешь! Ты отмахала доктора?

— Он еще учится на доктора.

Джедди качает головой. Она не может поверить сразу в три вещи. Первое: Донна вырубила доктора. Второе: Донна смогла подцепить доктора. Третье: у Донны на крючке был доктор и она все просрала.

— Он теперь может прописать что-нибудь от головы сам себе, — говорит Джедди.