Клеопатра - Наталья Павлищева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Александрию приходили вести о битвах Цезаря сначала с фарнакским царем, потом о разгроме при Тапсе. Клеопатра радовалась изобретательности любовника, отправившего в Рим донесение знаменитой фразой «Veni, vidi, vici» – «Пришел, увидел, победил». Так сказать мог только Цезарь и никто другой!
А вот сообщение о романе римлянина с красавицей Эвноей Клеопатру, конечно, не порадовало.
– Как малый ребенок… С глаз долой – из сердца вон? – Губы царицы даже задрожали.
Хармионе очень хотелось напомнить, что она все время твердила, чтобы Клеопатра забыла этого старого развратника! Но служанка пожалела свою любимицу и подсказала совсем другое:
– Значит, надо снова оказаться у него на глазах.
Клеопатра с надеждой вскинула на нее глаза:
– Ты думаешь?
Хармиона чуть испугалась, что хозяйка может завтра же ринуться к бывшему любовнику в объятия, не заботясь ни о каких правилах приличия.
– Только сама не напрашивайся! Просто не давай ему о себе забывать.
– Я писала про дороги, правда, по делу, но все же…
– Ответил же.
– Да, – вздохнула царица, – тоже про дороги.
– Ничего, никакая Эвноя с тобой не сравнится!
– Она красавица.
– А ты кто? Никуда не денется, приплывет повидать сына!
Клеопатра некоторое время внимательно смотрела на Хармиону, потом покачала головой:
– Он сюда не приплывет. Надо собираться в Рим.
– Что?!
Сколько бы после этого Хармиона ни твердила, что в Риме делать нечего, царица ничего не желала слышать! И снова на голову лысого развратника сыпались проклятья верной служанки египетской царицы. В какой недобрый час его принесло в Александрию?! Почему бы ему не утонуть гденибудь по пути?! Почему Помпею в поисках спасения не уплыть к совсем другим берегам, вон к тому же Юбе? Пусть бы там Цезарь и очаровывал Эвною еще прошлым летом, а Клеопатру не трогал.
Но однажды она услышала беседу эпитропа (управляющего делами царицы) евнуха Мардиона с кемто из его помощников. Мардион не был таким противным, как Пофин, и его Хармиона не только спокойно переносила, но даже уважала, а потому прислушалась. Евнух хвалил царицу за разумность политики с Римом, мол, Рим лучше иметь в друзьях, если не желаешь стать его провинцией. Из всех окружающих стран только Египет пока избежал такой участи.
Хармиона задумалась, получалось, что только благодаря связи Клеопатры с Цезарем их Египет самостоятелен? Не выдержав, спросила у самого Мардиона, тот согласно кивнул:
– Пожалуй, да. Рим слишком силен, чтобы в одиночку ему противостоять, но пока царица дружит с его правителем, мы в безопасности. Только правители там меняются не реже, чем у нас…
Женщина ужаснулась: как бы не пришлось Клеопатре дружить и с другими, кроме Цезаря. Но, немного поразмыслив, решила, что пока Цезарь одерживает победы, волноваться рано. Зато теперь на связь своей любимицы с римским диктатором Хармиона смотрела несколько иначе.
Она никогда не интересовалась политикой, вся жизнь женщины была заключена в жизни ее царицы, но теперь пришлось размышлять и над такими вопросами. Мардион терпеливо объяснял то, что Хармионе оказалось непонятно, он был куда более приятным в общении, чем прежние евнухи, эти двое даже подружились.
Однажды, услышав вполне зрелые рассуждения о политике Рима от обычно не интересующейся ею Хармионы, Клеопатра изумленно приподняла брови:
– Тыто откуда знаешь?
Служанка чуть смутилась:
– Мардион сказал.
– О… Ну, Мардион молодец, его можно слушать, это не Пофин!
Удивительно, но Мардион поддержал намерение царицы плыть в Рим. Сначала Хармиона заподозрила неладное, вдруг старается сплавить Клеопатру, чтобы захватить власть, но потом поняла, что ошибается. Мардион мечтал стать жрецом, даже учился, но попал в плен и был кастрирован. Именно ПшерениПтах рекомендовал Клеопатре этого евнуха как порядочного и достойного человека, к тому же грамотного и преданного. Поговорив с евнухом откровенно, Хармиона стала относиться к идее поездки в Рим терпимо.
В Александрии вовсю шли приготовления…
Очередное письмо из Александрии вызвало у Цезаря хохот. Клеопатра подробно описывала снадобье для роста волос. Прочитав текст, Гай Юлий едва не повалился на сиденье. Неужели она думает, что диктатор собирается жечь летучих мышей или лошадиные зубы?! Рецепт Клеопатры гласил:
«Следующее средство, применяемое вместе с маслом или помадой, лучше всего действует при выпадении волос или ресниц или при облысении. Взять одну часть из пепла летучих мышей, одну часть из сожженного волокна виноградного листа, одну часть из сожженных лошадиных зубов, одну часть медвежьего сала, одну часть костного мозга оленя, одну часть коры тростника. Растолочь в сухом виде и смешать с большим количеством меда до получения однородной массы; сало и костный мозг добавлять, когда расплавятся. Снадобье хранить в медном флаконе и растирать облысевшие места, пока не вырастут волосы».
Возможно, такое средство и вызвало бы рост шевелюры Цезаря, но одна мысль, что голову придется мазать мозгом оленя или жженными летучими мышами, вызывала у него попеременно то хохот, то отвращение. Неужели и она мажется?! Волосам Клеопатры могла бы позавидовать любая модница Рима.
Вообще, Клеопатра была иной во всем. Иногда Цезарь действительно не мог понять, чего в ней больше – римского разума или восточной дикости. Хотя она сама это дикостью не считала, напротив, совершенно серьезно полагала, что просто необразованный Рим еще не достиг уровня, когда будет способен понять разумность эллинов и тех же египтян. И эту ее уверенность не могло поколебать ничто.
Однажды, еще в Риме, глядя на без умолка щебечущий женский рой, Цезарь вдруг отчетливо вспомнил один разговор с Клеопатрой после их возвращения из поездки. Начало беседы уже забылось, но некоторые слова врезались в память.
Клеопатра рассуждала о том, чем отличается от других женщин:
– Они просто женщины, даже ваши римские матроны простые женщины.
Цезарь усмехнулся: хорошо, что ее не слышит Сервилия или Фульвия, например! Хотел возразить, что у этих простых женщин в жилах течет кровь самых древних родов Рима. Клеопатра поняла сама, усмехнулась:
– Даже если они очень родовиты и уважаемы, они просто женщины! А я – живое воплощение богини Изиды! Богиня, понимаешь?
Цезарь уставился на любовницу:
– Ты серьезно?
– Конечно! Ты забыл, что ПшерениПтах назвал меня именно так во время обряда в храме?
Хотелось фыркнуть, мол, назватьто можно как угодно… Но он не рискнул сказать такое строптивой самоуверенной красотке, слишком уж твердо она была убеждена в своей богоизбранности.
– Но ведь ты живешь, как простая женщина: ешь, пьешь, спишь со мной, даже забеременела!