Враг мой - дневной свет - Лисина

пьяным валяется в придорожной канаве, кто-то обнажается перед открытым окном, демонстрируя свое превосходство над недалекими «остальными», а кто-то влюбляется в чужого ребенка в то время, пока свой медленно умирает без солнца и надежды.

Так и не зайдя домой, Галина вытерла слезы, вывела машину из гаража и поехала на почту. Еще вчера она написала выпущенному из-под стражи Олегу, сообщив, что Карина съехала, и дом свободен. Еще она спрашивала, как быть с кошками Карины, поливать ли цветы, не отослать ли ключи от домика Олегу или самой хозяйке. Ей было безразлично, что предпринять, она действовала автоматически, выполняя соседский долг. Мысли словно замерзли вместе с природой. Накатила апатия, и даже Анатолию звонить не хотелось. Только потому, что любимый мужчина ждал звонка, она, сбросив письмо, набрала его номер, усевшись прямо на почте в глубокое неудобное кресло. После серии гудков, раздалось бодрое:

— Алло? Галя?

— Привет.

— Что такое? Карина все-таки уехала? — вот за что она, пожалуй, и полюбила его: он всегда угадывал причину ее плохого настроения, или звонкого смеха. Безошибочно.

— Да, Толь, она уехала. Даже не позволила мне с ней попрощаться. Я все звонила, звонила, но…, - она вздохнула.

— Может, она вернется? — с надеждой спросил он. Анатолию очень хотелось, чтобы Галина без него не чувствовала себя одинокой. Он покупал ей в подарок книги, диски с фильмами, музыкой, он даже добыл для нее редкую концертную запись Илиги Жаровской, с интервью и несколькими видеоклипами абсолютно новых композиций. Съемки проходили в Италии, и поражали, впридачу к потрясающей музыке, удивительными пейзажами и архитектурой. Галина была в восторге, но он понимал, что живого общения ей ничто не заменит, поэтому дружба с Кариной им всячески поощрялась. Только Егорки он советовал ей избегать…И вот, малыш погиб, а подруга уехала. Ему хотелось согреть свою Галюшку, бросить всех пациентов к чертовой бабушке и примчаться в заснеженный пригород. Но в доме Галины живет маленький монстр, чутко охраняющий принцессу от посягательств чужаков, будь то крошка-пацан, или взрослый симпатичный доктор.

— Не вернется она, Толя. Я это сразу поняла. Наверное, уже тогда поняла, когда она над могилкой Егорки плакать перестала. Помнишь, как она подобралась вся, лицо порозовело,…а потом она меня до машины провожала, так чуть не улыбалась. Не знаю, может, это шок такой, а может, первая надежда на новую жизнь где-то далеко?

— Нет, это не шок, — он помолчал, слушая свои мысли и выбирая нужные слова, чтобы не обидеть Галину. Дело в том, что он уже давно считал Димку виновником всех совершенных в округе преступлений, но произносить вслух то, что сверлило его мозг чуть не с самого лета, он не мог. Ему очень хотелось сказать Галине, что у Карины не было никакого шока, иначе она, чуткая, как всякая мать, тут же обвинила бы Димку в убийстве ее сына. Но нет, она просто хладнокровно решила порвать с Галиной, и в память о дружбе, сделала над собой усилие и ничем не выдала своих подозрений. Сильная женщина. Неординарная. Галюшка на ее месте закатила бы истерику, и всех обвинила бы по поводу и без. И хоть он крепко полюбил именно Галину, перед характером Карины он почтительно преклонялся, и, как психиатр, был убежден, что не ошибся в ее предпочтениях и мотивах, только Галине об этом знать не надо.

— Нет, — повторил он. — Это был не шок. Она просто не очень темпераментная и медлительна по природе, вот поэтому ее горе, способное свалить другого человека на месяц под капельницу, так поверхностно затронуло ее душу. Она решила уехать — ладно. Главное, не переживай так.

— Я попробую отвлечься работой. Мне дали пакет документов для проверки, посижу над ними, глядишь, время быстрее побежит.

— Правильно. А еще не забудь, что мы идем послезавтра в театр, — голос его повеселел.

— Ой, точно! А ты за мной заедешь?

— Если можно.

— Нужно.

— А как же Димка?

— Что-нибудь навру.

— Не перестарайся только! — он внимательно вслушивался в ее голос, каждую секунду следя за своими ответами, следя за своим голосом и интонациями. Нельзя, чтобы она нервничала, иначе у нее не получится обмануть сына, а дальше…начнется замкнутый круг.

Знаменитости спешили посетить их город одна за другой. На середину недели планировалось последнее выступление Илиги Жаровской, и не успели организаторы распродать самые неинтересные билеты, как в субботу было объявлено представление московского «Современника». Причем, букет «звезд» прибывал такой благоухающий, что пропустить сие действо было бы верхом необразованности, да и просто кощунственно.

Анатолий, к великой радости Галины, театр обожал, и безо всякого напоминания, без намеков, пробрел билеты в ложу и торжественно пригласил свою будущую супругу почтить присутствием это яркое светское мероприятие. На концерт Илиги они при всем желании билеты не достали, ведь пик продаж пришелся как раз за день-два до трагических событий, связанных со смертью Егора. В это время просто никому бы в голову не пришло задуматься о концерте, разве что сумасшедшему….Жаровская гостила в родном городе уже третью неделю, но концерты давала дозировано, и с огромными временными промежутками. Не умеющая делать прогнозы публика, раскупила все билеты заранее, и Галина осталась ни с чем. Сын, сам того не подозревая, лишил ее сразу двух радостей.

Перед выходом в свет она сильно нервничала. Расшалилось сердце, немели кончики пальцев, все время хотелось сесть и укутаться. Анатолию она жаловаться не стала, зная, что нездоровье носит соматический характер, и вызвано предстоящим разговором с сыном. Дмитрия она никогда не оставляла по вечерам. Как бы она не задерживалась, к шести часам ее машина, строго повинуясь стрелкам, стояла в гараже с остывающим после бешеной гонки двигателем. Сегодня был исключительный случай.

Сначала Галина испытывала соблазн сымитировать свое пребывание дома: тихонько включить телевизор, зажечь всеет; пусть бы сын просто знал: она рядом. Но потом что-то зазудело в подсознании, и подняло ее на лестницу.

— Дим, как ты? — ласково спросила она, просовывая голову в дверь. Сын лежал на кровати, и, свесившись, читал очередной «ужастик». В своих вкусах он отличался постоянством. Заметив мать, он лишь мотнул челкой:

— Нормально.

— Дим, а ты не боишься быть один? — только задав вопрос, она поняла, как по-дурацки он звучит, учитывая, к кому она с ним обратилась.

— Ты чего, ма, — он хохотнул, — совсем уже?!

— Не, я не о том. Понимаешь, мне нужно в город съездить, а вернусь я где-то к десяти… — она осторожно перевела дух: самые страшные слова были произнесены.

— Езжай. Я не маленький, — он закрыл книгу и сел, отведя длинные пряди за уши. — Куда