В открытом море - Пенелопа Фицджеральд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда же он вытащил из кармана два связанных вместе ключа, причем оба были отнюдь не от автомобиля, Ненна смело предстала перед ним и попросила:
– Извините, вы не могли бы и меня тоже впустить?
– Можно поинтересоваться, кто вы такая?
Это «можно поинтересоваться» несколько ее смутило, и она пробормотала:
– Я – Грейс. То есть Ненна.
– Вы, похоже, не слишком в этом уверены.
– Меня зовут Ненна Джеймс.
– Вы – миссис Эдвард Джеймс?
– Да. Эдвард Джеймс здесь проживает?
– Ну, в определенном смысле да. – Он перекладывал ключи из одной руки в другую. – Вы выглядите совсем не так, как я ожидал.
Ненна, почувствовав в его словах упрек, не нашла, что на это ответить.
– Сколько вам лет?
– Тридцать два.
– Я бы дал двадцать семь, максимум двадцать восемь.
И он вновь погрузился в раздумья, продолжая стоять у закрытой двери. Ненна, стараясь не проявлять нетерпения, спросила:
– Значит, Эдвард говорил вам, как я выгляжу?
– Нет.
– В таком случае, что же такого он вам обо мне рассказывал?
– Вообще-то мы с ним очень редко беседуем.
И Ненна решила повнимательней приглядеться к этому типу, чтобы понять, годится ли он в качестве потенциального союзника. Манжеты на рукавах плаща были аккуратно подвернуты. Должно быть, кто-то чинит и приводит в порядок его одежду, как и она для Уиллиса; при мысли об этом она вдруг почувствовала болезненный укол в сердце, что никак не соотносилось со всеми прочими чувствами, которые она сейчас испытывала. И Ненна посмотрела незнакомцу прямо в широкое лицо. А он, по-прежнему держа в руках те два ключа, сказал:
– Не можем же мы стоять вот так на тротуаре всю ночь.
– Тогда, наверное, вам лучше просто меня впустить?
– Не уверен, правильно ли я в таком случае поступлю.
– А почему?
– Видите ли, ваше появление, возможно, будет неприятно Эдварду.
«Нет, – подумала Ненна, – раздражать этого типа ни в коем случае нельзя!»
– Чем же оно может быть ему неприятно?
– Ну… хотя мне в общем-то все равно… но уже то, как вы стояли тут и как упорно звонили… Впрочем, его все равно дома нет.
– Откуда вы знаете? Вы ведь сами только что пришли. Вы здесь живете?
– Да, некоторым образом.
Он снова очень внимательно на нее посмотрел и заявил:
– А у вас красивые волосы.
Давно уже начал моросить мелкий дождик, а этот тип, похоже, не видел причин, почему бы им и не простоять тут всю ночь.
– Вообще-то, – вдруг сообщил он, – я вас помню. Моя фамилия Ходж. Гордон Ходж.
Ненна покачала головой и честно призналась:
– Мне это ни о чем не говорит.
– Я несколько раз видел вас вместе с Эдвардом.
– И что, вам уже тогда показалось, что мое присутствие ему неприятно?
– Видите ли, это ведь не мой дом. Это дом моей матери. Мама согласилась принять вашего мужа – чем, кстати, причинила себе значительные неудобства – скажем, на правах жильца в частном пансионе.
– То есть она просто сдала ему комнату?
– Но согласилась на это только потому, что мы с ним когда-то вместе учились в школе.
Ненна чувствовала, будто у нее под ногами одна за другой разверзаются бездны. Господи, как может Эдвард жить в доме, принадлежащем чьей-то матери? Мало того, матери этого Гордона Ходжа?
– А почему вы редко разговариваете с Эдвардом? – спросила она.
– Видите ли, мы с матерью живем очень тихо, мы оба – люди очень тихие, спокойные и всегда стараемся сами решать всевозможные жизненные задачи.
Ненна словно погрузилась в холодные волны полнейшей растерянности. Теперь уже ей казалось, что несогласие с мужем по поводу того, где им лучше жить, и впрямь было для них единственным препятствием. А что, если Эдварду действительно без нее лучше? Что, если сам он давно это понимает? Он ведь, должно быть, слышал, как она звонила в дверь.
– Ну что ж, – сказал Гордон Ходж, – пожалуй, вам все-таки лучше войти. – И он, вставив ключ в замочную скважину, с такой силой одной рукой пихнул от себя входную дверь, а второй – подтолкнул Ненну в спину, что она буквально влетела в прихожую дома 42 «би», где у матери Гордона красовалась стойка для зонтов и набор китайских храмовых колокольчиков.
– Ступайте наверх. – Ненна преодолела два пролета лестницы, и Гордон величественной поступью последовал за ней; впрочем, сейчас он двигался значительно быстрее, чем можно было ожидать. Во всяком случае, даже потеряв несколько минут в прихожей и вешая там плащ, он в итоге сумел ее обогнать и первым подойти к нужной двери, которую и отворил – без какого бы то ни было предупреждения, – и за дверью Ненна увидела Эдварда. Сперва он стоял к ним спиной – Ненне показалось, что он похудел и стал как будто меньше ростом, чем ей помнилось, но, с другой стороны, она всегда совершала эту ошибку, если долго его не видела, – но затем повернулся с протестующим жестом, и это, безусловно, был все тот же Эдвард.
Да и кто еще, в конце концов, мог здесь оказаться? Однако Ненна, испытав невероятное облегчение, мгновенно позабыла все те весьма разумные доводы, к которым пришла и которые старательно репетировала про себя на автобусных остановках и в самих автобусах в течение всей долгой поездки в Стоук Ньюингтон.
– Эдвард, дорогой…
Эдвард смотрел на нее серыми, точно такими же, как у Тильды, глазами, явно не ожидая от жизни ничего хорошего.
– Дорогой, разве тебя не удивляет мой приезд?
– Не особенно. Я слышал, как упорно ты звонила у входной двери.
– Откуда ты знал, что это я?
– Ненна… Неужели после стольких месяцев ты притащилась в такую даль, чтобы снова попытаться уговорить меня поселиться на судне?
Ненна совсем позабыла о Гордоне. Точнее, она была уверена, что он давно уже должен был бы уйти, но уходить он явно не собирался. И она с изумлением обнаружила, что он по-прежнему торчит у нее за спиной.
– Эдвард и Ненна, – изрек он, – вы, похоже, несколько разошлись во мнениях. Да, честно говоря, вы попросту ссоритесь. А при решении спорных вопросов зачастую весьма полезно присутствие третьей стороны. Кстати, именно на этом всякие советники по брачным вопросам и делают деньги.
Это должно было, видимо, прозвучать как шутка, поскольку Гордон рассмеялся. А может быть, любое упоминание о браке казалось Гордону шуткой. Он с достоинством проследовал мимо Ненны и уселся между ними в крохотное креслице – оказалось, что это и впрямь детское креслице, которое осталось в доме с тех давних времен, когда здесь проживала куда большая семья, – которое совершенно не годилось для взрослого мужчины, так что он довольно долго возился, пытаясь положить ногу на ногу, отчего бедное креслице отчаянно скрипело, точно старая баржа. «Неужели они с Эдвардом действительно когда-то учились в одной школе?» – думала Ненна. Наконец Гордон устроился, вытянув ноги перед собой, и подошвы его новых туфель оказались у Ненны прямо перед носом; она даже смогла прочесть написанное на них слово EXCELLA.