Слепой. Человек в черном - Андрей Воронин

Но теперь, когда сына, своего единственного, любимого сына, она отправила в лагерь, да еще не куда-нибудь, а в Кыргызстан, на Иссык-Куль, а сама собралась ехать с еще недавно всего лишь охранником, а теперь и женихом Денисом Чубуковым отдыхать совсем в другую сторону, единственным возможным средством их общения мог стать лишь Интернет. Как сказал Денис, которого она любя называла «мой Чубик», турфирма гарантировала для каждого из подростков минимум раз в неделю связь с родными и близкими. Родные-близкие могли писать на адрес фирмы. Ну а дети в свою очередь просто обязаны были отвечать родным-близким.

Можно было, конечно, попросить кого-то, например Аллочку, помочь, но общаться с сыном через посредников ей совсем не хотелось. И, как только Вадик отправился в путешествие, Закревская попросила Аллочку дать ей несколько уроков и помочь разобраться со Всемирной паутиной.

Реакцию Аллочки можно было предугадать.

Она несказанно обрадовалась тому, что может преподать урок своей начальнице, что есть не просто сфера, а интеллектуальная сфера, в которой она превзошла госпожу Закревскую. Это была отличная возможность взять реванш.

Сотрудники и даже постоянные партнеры привыкли к тому, что Аллочка, выходя из кабинета госпожи Закревской, часто хлопает дверью, а потом, усаживаясь на свое рабочее место в приемной, ворчит, шипит, что Закревская достала ее своими мелочными придирками, что начальница сама не знает, чего хочет. А если уж шрифт в документе не такой или ошибка вдруг выскочит, Закревская прилюдно такой разнос, случалось, устраивала, что Аллочка вся в слезах садилась писать заявление об уходе.

Но, как настоящие женщины, а Закревская и, само собой, Аллочка были настоящими женщинами, они обе быстро приходили в себя и зла, казалось, друг на дружку не держали.

Хотя, одно дело — поведение на людях, и другое дело — то, что в душе оседает. Вот там у каждой накапливались и зависть, и злость, и раздражение. За спиной у начальницы Аллочка могла и скептически, злорадно усмехнуться, и кукиш или фак показать. Она, по натуре кошка, которая привыкла гулять сама по себе, не переносила ни излишнего в свой адрес раздражения, ни тем более бестактных прилюдных замечаний, повышенного тона или покрикивания.

И вот теперь, у компьютера, Аллочка имела возможность расправить свои крылышки, покуражиться, помучить невежду начальницу. И едва ли не самым приятным здесь было то, что госпожа Закревская даже вроде бы не сопротивлялась. Да из нее веревки можно было бы вить. Но Аллочка, поджав губки, сама себе сказала: «Я незлопамятная! Я не такая!» И, набравшись терпения, начала учить начальницу плавать в Интернете.

Закревская оказалась примерной ученицей, внимательно слушала, запоминала все с первого раза и, побродив для тренировки по сайтам, пользуясь подсказками Аллочки, сама открыла почтовый ящик их фирмы.

— Здесь есть одно письмо, лично для вас, конфиденциально, — пожав плечами, сообщала Аллочка, ожидая дальнейших указаний.

— Это, наверное, от Вадика, — оживилась Закревская и добавила: — Видишь, я как чувствовала. Видишь, он, как только появилась возможность, сразу мне написал. Ведь там, в Кыргызстане, неспокойно. И он понимает, что я волнуюсь.

— Помочь вам открыть? — с готовностью предложила Аллочка.

— Нет, я сама, а ты выйди, пожалуйста, — попросила Закревская.

Аллочка обиженно поджала губки и фыркнула:

— Пожалуйста!

Однако, очевидно от волнения, Закревская нажала совсем не ту клавишу и, взглянув на появившуюся на экране картинку, тут же громко воскликнула:

— О майн гот! Аллочка! Спасай!

Но обиженная Аллочка вошла, лишь выдержав паузу.

— Вы меня звали? — спросила она как ни в чем не бывало. — Что-то случилось?

— Да, убери это! И открой наш ящик. И письмо мое открой. Только не читай, — сказала она, покраснев и отодвигаясь чуть в сторону.

Аллочка подошла к экрану и не смогла сдержать улыбки. На экране лоснилась смуглая блондинка в ярко-красных стрингах. Ее накачанные силиконом груди были прикрыты белой полосочкой с надписью: «Хочешь открыть меня — перечисли деньги! Подробности на следующей странице».

— А может, заглянем, сколько стоит это удовольствие? Кто-то же на эту удочку клюет… — хмыкнула Аллочка. — Или, может, давайте мужиков голых поищем. На мужиков и денег не жалко.

После этого она начала менять одну за другой картинки с обнаженными, точнее, почти обнаженными женщинами и, театрально вздохнув, заметила:

— Нет, здесь что-то одни женщины.

— Аллочка, ты что?! — возмутилась Закревская. — Мне там от сына письмо пришло. А ты мне каких-то девиц подсовываешь!

— Это не я, это Интернет вам девиц подсовывает, — хмыкнула Аллочка.

— А можно как-то так сделать, чтобы он мне их не подсовывал? — раздраженно спросила Закревская.

— Да что ни делай, они сами выплывают. Как русалки, — сказала Аллочка и попыталась убрать с экрана полногрудую девицу.

В конце концов ей пришлось выйти из Интернета и перезагрузить компьютер.

Аллочка опять открыла почтовый ящик и вскрыла письмо для госпожи Закревской.

— Ну вот, смотрите, — предложила она, краснея и отодвигаясь в сторону.

— Давай посмотрим… — волнуясь, пробормотала Закревская, но, взглянув на экран, сначала залилась краской, а потом резко побледнела и каким-то чужим, сухим голосом произнесла: — Что это?

Аллочка пожала плечами и прошептала:

— Не знаю…

На экране компьютера четверо абсолютно голых ребят, расставив ноги и прикрывая вместо фигового листочка руками свое интимное место, стояли на… Красной площади. Надпись на стрелочке, ведущей к одному из парней, гласила: «Это сын известной бизнесвумен госпожи Закревской. Это ваш сын, узнаете?»

— Это все? — придя в себя, спросила госпожа Закревская.

— Не знаю. Надо посмотреть, — потупив взгляд, тихо сказала Аллочка.

И тут на экране появилась надпись: «Уважаемая госпожа Закревская! Если вы в течение суток не перечислите на появившийся на экране счет 10000 долларов, эта фотография с нашим комментарием появится на сайтах всех уважаемых и не очень уважаемых изданий. А диск с приводимым далее видео будет отправлен в передачу "ЧП"».

Аллочка тут же буквально прилипла к монитору.

А там уже появилась группа подростков, которые жестоко избивали не то уличного пьяницу, не то бомжа. А потом крупно — стоящий сбоку Вадик, прижимающий к груди свой ярко-красный скейт.

Закревская повернулась к Аллочке и мертвым голосом сказала:

— Выйди, Аллочка…

Но только та поднялась, остановила:

— Погоди, сядь…

Аллочка присела у стола и настороженно пробормотала:

— Да, я вас слушаю…