Праздник лишних орлов - Александр Бушковский

Мой дед был юнгой Северного флота. Он окончил школу юнг на Соловках и три года воевал в Баренцевом море зенитчиком на минном тральщике. Разминировал проходы для конвоев союзников, защищал их от немецких истребителей-бомбардировщиков с бомбами и пулеметами. После победы еще четыре года служил корабельным старшиной, всякого лиха видел, я думаю. Хотя очень мало рассказывал, видимо не желая меня пугать или ложно романтизировать. А может, не хотел ничего вспоминать. Но ходил всегда в тельняшке, после бани выпивал и, случалось, тихо пел, глотая слезы:

Мне бывало смешно, даже иногда раздражало. Особенно на Девятое мая, когда они со старым другом и сослуживцем Семеном, жившим через улицу, надевали на тельняшки пиджаки с медалями и вспоминали весь военно-морской репертуар. Казалось мне, это в них водка плачет. До вечера они пили «Русскую», курили «Беломор», пели, плакали, стучали кулаками по столу, а я терпел, слушал и думал: «Ладно, чего уж, все-таки старые люди…»

Больше двадцати лет прошло с тех пор, деревня гудит моторами, а дед давно умер. Умер легко, как мечтал. Так же, как его друг Семен, «с ног и в гроб». На сенокосе сел перекурить, привалился плечом к стогу и уснул. Я окликать, а он уж и не проснется никогда. И папироса погасла в железных зубах…

Я теперь сам узнал, что такое война и почему о ней не хочется говорить, а только втихаря плакать. И все лучше понимаю деда, а тайна бесконечной и прекрасной жизни до сих пор со мной.

Варлам после войны стал пить водку. До войны он рыбачил с отцом, а пока был в армии, отец утонул. Так и не нашли. Мать с горя запила, запил и Варлам. Кроме рыбной ловли, он ничего теперь не мог. К тому же больше в деревне делать было нечего. Работы не было. Одни пенсионеры и дачники, которые на зиму уезжают в город. А в город Варлам ехать не хотел.

Город он видел только в армии, весь разрушенный, горящий, без живых людей. Видел недолго. БТР наскочил на противотанковую мину, Варлама сильно контузило и обожгло, очнулся он в госпитале. Там ему ставили капельницы, он почти ничего не слышал, плохо видел из-за ожогов, и его постоянно мутило. В голове стоял гул, сквозь него прорывались страшные и нечленораздельные голоса, непохожие на человеческие. Когда кололи уколы, голоса затихали и он замирал в красной темноте.

Из госпиталя его забрала мать, привезла в деревню и налила водки, отца помянуть. Водка тоже заглушала невнятные угрожающие голоса. Чтобы купить водку, нужны были деньги. Денег не было, но в сарае висели отцовские сети, а на берегу стояла его лодка. Варлам машинально перебрал сети. Оказалось, руки помнили. Он отнес сети в лодку и оттолкнулся веслом от мостков.

Попалось несколько больших рыбин. Варлам привез их домой и отдал матери. Та обрадовалась, взяла их с собой в деревню и принесла еще водки. Голоса снова утихли.

– Рыбу и сети теперь часто воруют, – громко сказала мать и достала из-за печи тряпичный сверток.

Оказалось, отцовский обрез. Там же были и желтые латунные патроны. Варлам зарядил обрез – руки тоже помнили – и замотал его в тряпку. Когда кончилась водка, он снова сел в лодку и взял сверток с собой, а патроны ссыпал в карман фуфайки.

Опять попалось несколько рыбин. Варлам был рад. Будет водка. Когда он выпутывал из ячей последнюю рыбину, к его лодке неслышно подъехал железный катерок. В нем сидели два человека в пятнистой одежде. Один из них что-то сказал, но Варлам не расслышал. Мешали невнятные голоса в голове. Тогда человек снова что-то сказал и показал Варламу бумажный прямоугольник с фотографией. Варлам не разглядел и задумался. Второй человек уцепился за борт Варламовой лодки и заглянул в нее. Тут он улыбнулся, что-то сказал первому и перепрыгнул в лодку Варлама. Варлам удивился. Лодка закачалась. Человек наклонился, стал подбирать со дна лодки рыбин и перекидывать их в свой катерок. Варлам удивился еще сильнее и сказал:

– Э-э!

Человек в его лодке не обратил на это внимания и одной рукой поднял за хвост последнюю рыбину. Варлам дернулся вперед и пальцами схватил рыбину за жабры. Свободной рукой человек уперся в голову Варлама и оттолкнул его в нос лодки. Варлам слегка ударился головой о треугольную скамью в носу и сел на корточки. Голоса в голове закричали и заколотили изнутри по ушам. Варлам открыл от боли рот и размотал лежащий под скамьей сверток. Человек с рыбиной сделал шаг назад, а потом два шага вперед. Варлам поднял обрез и выстрелил ему в голову. Человека снова отбросило назад, и он вместе с рыбиной вывалился за борт. Лодка заходила ходуном. Варлам встал и посмотрел на оставшегося в катерке. Человек судорожно дергал веревку на моторе. Варлам прицелился ему в голову, тот присел и закрыл голову руками. Варлам выстрелил в щель между пальцами. Человек упал, стал судорожно извиваться, задергался и затих. От выстрела в упор из его головы шел дымок. Варлам засунул обрез за пояс, веслом подтянул катерок к своей лодке и перешагнул в него. Голоса в голове продолжали кричать. Варлам перекидал рыбин обратно в свою лодку и вдруг увидел в бортовой нише катерка знакомую бутылку. Полная. Он скрутил ей голову и приложил горлышко к губам. Голоса стали затихать. Он завинтил пробку, сунул бутылку в карман и нащупал в нем патроны. Перезарядив обрез, он дважды выстрелил в дно катерка. Сквозь дыры забили роднички. Варлам перепрыгнул в свою лодку, оттолкнул катерок веслом и сел. Достал из кармана бутылку, глотнул. Ветерок рассеял запах знакомого дыма. Голоса почти затихли. Варлам сидел на скамье, глотал из бутылки и смотрел, как погружается катерок. Когда бутылка опустела, катерок исчез под водой. Плавали листы белой бумаги, окурки и пузыри. Голоса затихли, остался только гул. Варлам выкинул бутылку, взялся за весла и погреб к берегу. Рыба есть, мать обрадуется, будет водка. И в голове почти тишина.

Сегодня солнце давно уже поднялось над дальними зубцами гор и превратилось из оранжевого в бесцветное. Кому-то, наверное, стало теплей. Весна все-таки…

– Ящер! Ящера ко мне! – сказал Командир. Просто и тихо так сказал, как попросил.

– Товарищ сержант, к Командиру!

Сквозь яркий калейдоскоп сна Ящер почуял напряженный шепот дневального Кощея, медленно открыл глаза и прищурился. Красные от недосыпа глаза резанул свет. Он снова закрыл их, потом сел и повернул в сторону выхода шишковатую голову на жилистой шее. Командир дважды не зовет. Ящер встал, со скрипом выпрямился и, сохраняя равновесие, понес свое длинное тело к Командиру. Усталое и сонное выражение лица медленно уступило место равнодушному и даже независимому.

– Здорово, Ящер! – сказал Командир, хотя не виделись они, может, часа два.

– Здра жла, – кивнул Ящер.

– Садись. Дело такое. Тут у меня пленный, говорит, эмир в деревне, в крайнем доме с той стороны. Ящер слышал сквозь сон: пленный выл и кричал по-звериному, когда с ним «говорил» Командир. «Я – Ящер, а ты? – думал Ящер, глядя в желтые и как будто совсем не уставшие глаза Командира. – Похоже, робот».