Натурщица - Олег Юрьевич Рой

А что — боль? Как будто жизнь ее была наполнена одними удовольствиями и беспечностью. Да лучше боль от такого, как Алекс, чем то, что было у нее до него.

«Спасибо, что ты есть у меня», — часто мысленно обращалась к нему Сима, надеясь, что в ее взгляде, обращенном к Алексу, нет собачьей преданности…

…Они сами не поняли, как это произошло. Просто еще одна чашка кофе, одна среди множества других, выпитых за эти дни. Просто их, сидящих рядом на диванчике с серыми подушками, потянуло друг к другу одновременно — сначала взглядами, затем неожиданно и головы их сблизились, и губы нашли друг друга. Он взял ее за руку и, ни слова не говоря, повел по лестнице на второй уровень.

Они шли, и он целовал ее, а она даже не видела, куда они идут — закрыла глаза и растворилась в своих ощущениях. Все было для нее волшебством. И то, о чем она, горько посмеиваясь над собой, могла только грезить — тоже. И его невиданная бережность, с какой он освобождал ее от одежды. И почтительная нежность, и почти целомудренная выдержка — если он решился на близость с ней только сейчас. Его притяжение к ней она чувствовала подсознательно — по его взгляду, по молчанию. Она ему, несомненно, нравилась, женщины это замечательно чувствуют.

Но она боялась поверить, что это происходит именно с ней, — слишком уж реальны оказались ее фантазии. О таком она не могла даже мечтать. От его прикосновений, пусть даже сквозь платье, когда он поправлял на ней палантин, она неизменно покрывалась мурашками уже давно. Но сейчас, когда он был так близко — теплый, желанный, — она совсем потеряла голову.

Простой физиологический акт — ничто в сравнении с тем, в какие возвышенные «одежды» облекает этот акт желание влюбленной романтической женщины. Предмет любви для нее — царь и бог. И если назвать то, что происходило между ними, банальным словом «секс», то на взыскательный вкус Алекс, как любовник, увы, сплоховал. И если бы это была не Сима, то по его мужскому самолюбию был бы нанесен болезненный удар.

Да, так бывает. По тем или иным причинам растерявшийся мужчина в самый ответственный момент может не проявить мужскую силу должным образом. Но ведь Симе не нужен был «акт» сам по себе, ей нужен был именно Алекс. Она чувствовала, как он обескуражен и зол на себя — как любой оплошавший в постели мужчина. Но его «осечка» сделала его еще более родным и желанным для нее. Конечно, она поняла, насколько он переживает, но, не желая оскорбить его, не стала утешать его словами. Зачем в такие моменты слова, если есть взгляды, дыхание, звуки? Для людей чутких этого вполне достаточно. Видя ее распахнутый взгляд и сияющее лицо, Алекс совершенно уверился, что ничего более естественного между ними и не могло быть, и успокоился — это она почувствовала тоже.

— Ты пахнешь сдобными булочками, — прошептал он.

— Правда? — тоже шепотом ответила она, улыбаясь. — До сих пор? Это я утром пекла… Полину Андреевну кормила. Хочешь, тебе напеку? С корицей.

— Хочу, очень хочу. Мне никто не пек булочек, только бабушка. Ой…

Они оба тихонько рассмеялись — получилось, что он поневоле сравнил Симу с бабушкой.

«Какая у него гладкая кожа», — подумала Сима.

— Какая у тебя гладкая кожа… — рассматривая ее, тихо проговорил он, проводя кончиками пальцев по ее лицу и шее.

Никто еще не был так нежен с ней. Она смотрела на Алекса с таким робким обожанием, что он снова к ней потянулся. И все у них получилось.

На этот раз он был спокойным и сдержанно-властным — как и подобает мужчине. Она в самом деле не знала еще, насколько это может быть хорошо — отдаваться не просто тому, в кого влюблена, но тому, кто может достойно принять этот дар. «Теперь можно и умереть…» — подумала Сима в блаженном полузабытьи.

Отдыхая, они лежали рядом на широкой кровати, и ее взгляд лениво блуждал по потолку, перекрестью не скрытых, а нарочито подчеркнутых несущих балок и по стенам под спокойно-серой рогожкой. В лофтах, перестроенных под жилье, она не была еще ни разу. Обычная двухуровневая квартира — по мнению столичного жителя — и невиданный дворец любви, по мнению потерявшей голову Симы.

Она перевела взгляд на своего возлюбленного странного живописца и вновь заметила у него на шее этот большой и красивый нательный крест.

— Можно спросить? — немножко охрипшим голосом спросила она и откашлялась.

Он кивнул, лениво и задумчиво перебирая ее пальцы.

— Что это на тебе за крест такой? Как из музея…

— Это… — помолчав, ответил он, — эту вещь действительно можно считать музейной. Семейная реликвия, сакральная для меня. То есть не только для меня. Фамильная ценность восемнадцатого века, переходящая по наследству по мужской линии из поколения в поколение.

«Удивительно, — подумала она. — Угадала… Он вовсе не в лавке его купил, надо же…» Сима была поражена — оказывается, и сказке тоже есть место в этой жизни. Реликвия восемнадцатого века, передаваемая от отца к сыну. Так таинственно… В самом деле, как в фильме!

Скосив глаза в его сторону, Сима ждала продолжения рассказа. Но Алекс улыбнулся:

— Потом, хорошо?

И она смирилась. Как чудесно прозвучало это его «потом». Значит, «потом» у них тоже что-то будет, какое счастье…

— Сима, — сказал он. — Мне страшно неудобно, но…

Она напряглась.

— Я голоден ужасно, — закончил он, и она облегченно рассмеялась.

— Смешно тебе? Сейчас тогда тебя и проглочу…

Они дурачились, забыв о том, что им не по пятнадцать. Но, в конце концов, какая разница, сколько тебе лет, если влюблен, счастлив и можешь обнять того, кто тебе вдруг стал так близок? Человек имеет право стать счастливым в любом возрасте, уверяю вас.

— Поехали куда-нибудь есть, а? — предложил Алекс. — Я когда голодный, вообще людоед. А в холодильнике шаром покати.

— Не ешь меня, серый волк, — жалобно попросила Сима, и он тоже рассмеялся.

Они взяли в охапки свои вещи и, не одеваясь, босиком пошлепали вниз по деревянной лестнице. Свет зажигался сам по мере их продвижения, и они дошли до мастерской. И тут Сима увидела, как темно за окнами.

— Ох, — спохватилась она смущенно. — Прости… Мне уже надо домой. Я не сказала Полине Андреевне, что настолько задержусь!

— А Полина Андреевна — это кто? — полюбопытствовал Алекс. — Ты уже второй раз произносишь это имя.

Он запомнил!

— Квартирная хозяйка, — пояснила Сима, улыбнувшись — перед ее внутренним взором