Разведчик Петра Великого - Эдгар Крейс

Король не понял сказанного, но догадался по смыслу и любезным тоном ответил своей гостье по-французски. Девушка продолжала стоять с опущенной головой, хотя аббат что-то ей говорил на непонятном для неё языке и даже пытался слегка подтолкнуть в спину, чтобы она подошла поближе и поцеловала протянутую монархом руку. Но Марфа упорно не двигалась с места и ни на кого не глядела. Она поняла, чего от неё желает чужеземный король, но ей было противно унижаться перед ним. Вскоре Людовику надоело сидеть в ожидании. Он с недовольным видом встал с кресла и подошёл к дикарке. Он посчитал, что та не имеет никакого представления о правилах этикета, как подобает себя вести в его дворце. Но тут он обнаружил, что гостья оказалась значительно выше его. Чуть ли не на целую голову. И это даже несмотря на то, что король сегодня надел свои любимые красные туфли на высоченной платформе. Луи немного смутился, но вскоре понял, что в этом даже обнаружилось некоторое преимущество. Несмотря на то что гостья опустила голову, ему удалось разглядеть её лицо. От чего рот у него поневоле открылся от удивления. Короля будто бы поразил столбняк. Он застыл эдаким истуканом и даже какое-то время не мог ни пошевелиться, ни произнести слово. Наконец у него вырвалось:

– Avec charme, simplement avec charme![14]

Аббат Изидор тут же весь засветился от счастья. Настоятель был доволен, что угодил своему королю. В то время как Марфа нахмурилась и закрыла своё лицо руками. Изо рта Людовика шёл ужасно нестерпимый запах, замешанный на ароматах парфюма. От такого амбре девушке стало просто нечем дышать. Она не знала, что предпринять. Людовик нахмурился. Ему показалось, что он не произвёл на чужеземку должного впечатления. Но тут, видимо, к счастью, сознание Марфы внезапно помутилось, и она упала в обморок. Людовик не растерялся. Женские недомогания были для него привычным делом. Ведь узкие корсеты придворных дам не давали им нормально дышать, им часто банально не хватало кислорода. Вызвав лекаря и стражников, король распорядился перенести девушку в свою спальню. Пока лекарь приводил Марфу в чувство, Луи с нескрываемым любопытством разглядывал свою чудесную гостью. И чем больше он на неё глядел, тем чужеземка казалась ему всё прекраснее и прекраснее. Только вот простенькое платье на дикарке, по его мнению, нужно было сменить, и как можно быстрее. «Сегодня же отдам соответствующее распоряжение! Пусть мой личный портной пошьёт ей подобающий моему дворцу наряд! – подумал король и вновь окинул любопытным взглядом стройную фигуру гостьи. – Если немного поработать над этой дикаркой, то из неё вполне может выйти прехорошенькая новая фавориточка!» Луи не успел до конца обдумать внезапно пришедшую в его голову идею, как слуга, который до этого тихо стоял у дверей спальни, громогласно объявил о присутствии королевы. Дверь опочивальни Людовика отворилась, и на пороге появилась Француаза д’Обинье, она же госпожа Ментенон. Тайная супруга короля некоторое время с удивлением смотрела на постель своего мужа, на которой лежала какая-то незнакомая ей дама. Она перевела взгляд на смущённого Людовика и властным голосом с явными нотками раздражения сухо произнесла:

– Что здесь такое происходит, мой повелитель?

В это время благодаря стараниям лекаря Марфа очнулась, и взгляды двух дам встретились. Незаметная искра взаимной неприязни вспыхнула на мгновение, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы от опытного ока короля не укрылась мгновенно зародившаяся ревность его жены к чужеземке, но это лишь немного повеселило его, и Луи с довольным видом усмехнулся. Его величество уже представлял свою гостью в своём дворце на балу, в роскошном платье, при ярком свете множества люстр в бальном зале. Он ведёт её под руку, и они вместе открывают бал торжественной курантой[15], а потом танцуют озорной менуэт[16]. Луи с самого детства изучал танцы. Он увлекался балетом и от того считал себя во Франции лучшим танцором. По этому вопросу во дворце с ним никто и не спорил. Напротив, его способностям двигать ногами и руками, принимать элегантные и многозначительные позы придворные пииты возносили лишь хвалебные оды. Причём как письменно, так и устно.

А пока Николай и его друзья не ведали о делах Людовика и аббата и о тех событиях, которые происходили в королевском дворце. Оттого по приезду в Сен-Дени они с некоторым удивлением восприняли известие о том, что не будут жить в монастыре, а поедут дальше, в Париж. Оказалось, что для них братья ордена бенедиктинцев успели подготовить небольшую квартирку в южной части города, а именно в Латинском квартале и совсем недалеко от Сорбонны, эдакой Мекки для молодых людей, желающих прильнуть к самим истокам знаний. Молодость и вольнодумство зачастую идут рука об руку, и аббат Изидор это прекрасно понимал. По его замыслу подобная жизнь обитателей Латинского квартала должна была породить у северных лазутчиков, привыкших к строго регламентированной и жёстко контролируемой жизни в Рутении, ощущение внезапно обрушившейся на них неограниченной свободы и настоящего праздника жизни. Здесь, на левом берегу Сены, всегда жил эдакий дух свободы и веселья. В противовес жизни на правом берегу реки, где правили бал власть и деньги. Николай по прежним поездкам в Париж, когда ему ещё приходилось ездить на международные соревнования, помнил об этой особенности большого города, хотя в современной столице Франции это разделение уже было весьма условным.

– Как ты думаешь, Николай, отчего это наш аббат вдруг стал таким добрым, что не захотел держать нас в Сен-Дени, а сразу отпустил на «свободу»? – с любопытством разглядывая небольшие комнатки, обставленные недорогой мебелью, спросил тесть.

– Тут и гадать нечего, Алексей Никифорович. Мне думается, что Марфа и мой сын уже находятся в Версале, а я сижу здесь, в Париже, и ничем не могу им помочь! От Бастиана нам так и не удалось добиться какого-либо вразумительного ответа о местоположении моей жены и сына, а аббат снова куда-то исчез. Небось он сейчас в Версале сопровождает своих новых пленников к королю Луи! – несколько раздражённым тоном ответил Николай и достал из кармана бумагу, которую им напоследок оставил Бастиан. – Вот, смотрите, в этой подорожной чёрным по белому написано, что нам – настоятельно – рекомендовано находиться в Париже исключительно в пределах Латинского квартала. Покидать сам город нам вообще категорически запрещено, причём под страхом смертной казни. Так что делать будем, друзья?

– А что тут предпримешь? – пожал плечами Андрей Яковлевич. – Нам остаётся, во-первых, уповать на то, что Людовик не маньяк и не убийца, а во-вторых, я думаю, что мы для чего-то нужны аббату, если он постарался организовать похищение Марфы с сыном и привезти их во Францию. А значит, необходимо максимально использовать сложившуюся ситуацию в свою пользу.

– Так что конкретно ты нам предлагаешь делать? – скептически глядя на товарища, поинтересовался Николай.