Далия Блэк. Хроника Вознесения - Кит Томас

Но я не собиралась из-за этого отменять все остальные свои встречи в тот день. Добрую половину мира тогда знатно лихорадило. Затянувшаяся война на Среднем Востоке, терроризм в Юго-Восточной Азии, да ещё и вдобавок изменение климата. Всё это привело, как вы помните, к большим беспорядкам: всплеск расизма, за одну ночь облетевший все социальные сети, ослабленная экономика, волна метамфетаминовой зависимости и больше случаев насильственного применения оружия, чем за последние сорок лет[46], – и это говорю я, убеждённая сторонница Второй поправки. Это не говоря уже о моей собственной жизни и о проблемах мужа со здоровьем. Конечно, трудно было пытаться уследить за всем этим одновременно. И хотя я с ума сходила от одной мысли о возможном контакте с инопланетной расой, у меня тогда имелись и другие важные дела.

Так что я поблагодарила Гленна за информацию, попросила держать меня в курсе и затем предложила, чтобы он собрал свою команду уже официально. Что-то вроде комиссии или целевой группы, которая должна была выяснить, что содержалось в этом сообщении и что нам по этому поводу следовало предпринять. Мне нужны были от них ответы, и как можно скорее: мой долг перед американским обществом (в особенности перед научной его частью) заключался в том, чтобы сообщить им о происходящем.

– Мы назовём это Комиссией по раскрытию информации, – сказал Гленн. – Публично признаем, что правительство Соединённых Штатов вступило в контакт – или было уведомлено о контакте – с инопланетным разумом. Это большой шаг, госпожа президент. Мы никогда раньше не делали ничего подобного, потому что не было повода.

Я спросила его, может ли, по его мнению, эта команда, эта Комиссия по раскрытию, составить черновик сообщения, с которым мне следует обратиться к общественности. Способны ли они сделать это? Захотят ли?

Он сказал, что да, и я велела ему разобраться с этим.

Весь разговор занял, наверное, минуты три, не больше. Когда я вспоминаю об этом сейчас, с учётом всего, что случилось после, мне становится смешно. Но так история обычно и творится: самые важные моменты иногда совсем не кажутся такими поначалу. Три минуты – и было принято решение, которое должно было определить дальнейший курс не только для Соединённых Штатов, но и для всего остального мира. Конечно, это было недальновидно с моей стороны. Если бы я знала наперёд, то поступила бы тогда по-другому. Может, сумела бы предотвратить разногласия в нашей стране, всплывшие позже.

Мы с Гленном не говорили об этом следующие пару дней. Вероятно, обсуждение Импульса отложилось бы и на более долгий срок, если бы не Дэвид.

Мне известно, что какая-то часть этой истории просочилась в СМИ. Его болезнь (Паркинсона) уже давно перестала быть секретом. Политики, как правые, так и левые, упоминали этот факт при любой возможности. Почти всегда – чтобы использовать против меня. Многие полагали, что это моя слабость, что я проходила через эмоциональную мясорубку в этой связи, а значит, не подходила на роль лидера; другие смели увязывать его болезнь с теми теориями заговора, в которых говорилось, что наш брак – чистая фикция. Для некоторых тот факт, что у нас с Дэвидом никогда не было детей, служил чем-то вроде красной тряпки: как женщина может стать эффективным президентом, если она отрицает свои базовые инстинкты? И это, заметьте, почти цитата.

Чего в прессе не было, так это того, что Дэвиду становилось хуже.

Харви Стимсон, врач-терапевт Белого дома, пришёл ко мне на той неделе и сказал, что его беспокоит здоровье моего мужа. Это было не лучшим временем для таких известий, конечно.

Я бы сделала для своего мужа всё что угодно. Не раз и не два я говорила ему, что готова отказаться от поста президента, если это обеспечит ему лучшие условия жизни и больше шансов на выздоровление.

Тогда было сделано уже много прорывов в лечении Паркинсона – открытие гена PINK1[47], лечение стволовыми клетками и тому подобное, – и я надеялась, действительно надеялась, что лекарство будет найдено в ближайшее время и Дэвид ещё успеет им воспользоваться. Разумеется, я знала, что ему может стать хуже из-за всего этого стресса с моей работой. Мы с Дэвидом несколько раз всё тщательно обсудили, ещё до моей предвыборной кампании. Он был моей скалой…

Президент Баллард ненадолго замолкает и смотрит в окно, на задний двор. Возле установленных ею кормушек крутятся стайки птиц. Вдалеке, над верхушками деревьев в бледное небо поднимается столб чёрного дыма.

Это не пожар, хотя их у нас здесь бывает немало.

Сжигают мусор. В основном листья и ветки. У них там умная система удобрений, работающая на золе. В ней высокое содержание алькалина, а такая система нейтрализует кислотность почвы. Они выращивают в саду помидоры для всего района, большие и вкусные, как яблоки. Вам стоит попробовать парочку на обратном пути.

Так вот, как я говорила, здоровье Дэвида стало ухудшаться как раз тогда, когда был обнаружен Импульс. Во всяком случае, когда Гленн мне об этом рассказал. Доктор Стимсон поймал меня тем вечером и сказал, что у Дэвида появились кое-какие тревожные симптомы: тремор в правой руке, изменения в речи, проблемы со сном. Я ответила, что мне об этом уже известно. Я также сказала, что Дэвид в последнее время жаловался на боль в позвоночнике. Стимсон не был уверен насчёт того, чем это могло быть вызвано, но заверил меня, что займётся вопросом безотлагательно.

И, конечно, той ночью, сразу после того, как я узнала об Импульсе, начался этот кошмар.

Дэвид проснулся среди ночи. Он рано лёг спать, около десяти. Я работала кое над чем в Договорной комнате до полуночи и вела себя очень тихо, заходя в спальню. Он метался по постели и ворочался, что-то бормоча. Я так устала, что быстро уснула, несмотря на шум. Проснулась в полтретьего, но Дэвида в постели уже не было.

Он стоял в углу и смотрел в потолок.

Когда я спросила, что он делает, он сказал:

– Они там, наверху.

– Кто наверху?

Дэвид повернулся ко мне, и я увидела, что его лицо блестит от слёз. Его глаза покраснели.

– Разве ты их не слышишь?

Я покачала головой. Я ничего не слышала, кроме его голоса.