Раб из нашего времени. Книга 6. Преодоление - Юрий Иванович

На первый вид деятельности у мохасиков уходило много, почти сорок процентов всей вырабатывающейся телом энергии. Причём сама энергия вырабатывалась не с помощью получения калорий от поглощаемого мяса, а концентрировалась из окружающего пространства, притягиваясь ворсинками дивной шерсти, втягиваясь внутрь удивительного живого генератора и давая силы для всей деятельности в целом.

Тогда как поглощаемая плоть хищников, порой съедаемая вместе с костями, перерабатывалась в несколько непривычные мне по консистенции и внешнему виду составы. Эти составы выводились сразу с двух дренажных отверстий, одно – в виде черной, поблескивающей рыхлой массы; а второе – очень похожее на мутный, белёсый кисель И только ближе к обеду я разобрался с первым: некое подобие торфа, сильно разбавленное перегноем. Ну а по второму составу просто сделал предположение: тоже некие полезные для растений субстанции, не имеющие резко негативного запаха. К примеру, те же фосфаты, или та же селитра, или некая разновидность переработанной мочевины. В этой отрасли сельского хозяйства я не был должным образом подкован.

То есть не иначе, как мохасики питались духом святым (образно выражаясь) и предназначались создателями только Дна для утилизации и быстрой переработки умерщвлённой плоти. Этакий главный козырь в нерушимости круговорота в мире местной флоры и фауны.

Ещё десять процентов ярко-розовые создания тратили на создание в себе неких яиц, в которых и вызревало будущее потомство. Яйца состояли не из скорлупы, а из толстой-претолстой плёнки матовой консистенции, и, как я понял, каждое из них чуть ли не сразу получало некое охранное поле из еле мерцающего электричества.

А вот само создание мохасик все оставшиеся пятьдесят процентов собираемой из пространства энергии тратило на поддержку той самой уже не раз упомянутой собственной неприкосновенности. И два страшнейших разряда молнии у любого мохасика сразу же были наготове для любого живого существа, которое приблизится к ним слишком близко. Затем третья молния могла ударить через секунд тридцать, четвёртая – через минуту, а пятая уже лишь через три минуты. Местному ассенизатору далее требовалось ещё большее время для восстановления своего внутреннего поля. Ну и окончательно полное насыщение зависело от времени нахождения в покое. К примеру: две молнии – потом полный покой, и мохасик будет во всеоружии через десять минут.

И второй вариант: экспериментатор заставляет разряжаться мохасика очень долго, допустим, более чем восемь-десять минут. В таком случае полное восстановление затягивалось чуть ли не на час. А для пуска первой молнии требовалось минут сорок. То есть при желании эту ярко-розовую и пушистую гусеницу величиной с руку взрослого мужчины можно было и в ладонях подержать, и за пазухой поносить.

Но! Только с максимальной осторожностью! Ибо такое действо тоже не взбрело бы в голову ни одному нормальному индивидууму, который бы присмотрелся к жвалам да и к пасти в целом местного чистильщика. Своими челюстями животное легко отгрызало куски костей! А уж мясо, пусть даже с жилами, или толстую кожу, рвало и отщипывало, словно мягкую, размоченную бумагу. Ну и не следовало забывать и жидкой субстанции, которую наряду с торфом и перегноем выдавал мохасик из себя. При попадании на кожу она оставляла довольно сильный и неприятный ожог. Словно некая щёлочь или кислота. Одежду тоже тот «киселёк» портил изрядно, и только кожа скользкого зайца (вот уж незаменимые сапоги получались!) была совершенно не подвержена разъеданию или истончению.

Кстати, классификация «индивидуум нормальный, здраво рассуждающий, брезгливый, осторожный» – меня лично не касалась никоим образом. Я и в руки мохасиков хватал, и одежду себе почти всю попортил, и ожогов с десяток получил довольно больших размеров. Ну а уж использование для опытов и экспериментов объевшихся шавок, которых вокруг было в переизбытке, вообще давало право гринписовцам занести меня в чёрную книгу самых страшных злодеяний против животных, а потом и сжечь вместе с этой книгой на костре. Потому что диких и злобных шакалят я отправил под удары молний в немереном количестве. А что делать? Ну не собственные же руки подставлять?! Да и приставленного ко мне в виде охраны сопровождающего такое моё отношение к шавкам совершенно не трогало. Кажется…

Ну и апофеозом всем моим экспериментам стало родившееся желание притащить мохасика в нашу лабораторию и уже там попытаться верно и грамотно использовать вылетающую из создания молнию.

Кстати, именно в тот момент я вдруг вспомнил, что забыл просмотреть моим новым умением «око волхва» найденный медальон. Да и на карточку трофейную, захваченную из вещей людоеда, тоже не мешало бы глянуть.

Эти мысли у меня как-то все вместе сформировались в одну кучу как раз к ужину. Правда, я на него опоздал и навёрстывал упущенное в гордом одиночестве, прямо на кухне. Поэтому во время оного действа я и потребовал у Франи один из лагунов. Ещё и руки расставил в стороны с уточнениями:

– Такой вот, самый большой… Ну и самый глубокий… А! И с крышкой!

Под рукой у нашей главной поварихи теперь находилась ещё одна любительница и умелица стряпать, и женщины между собой нашли довольно быстро общий язык, если не сказать, что подружились. Вот к своей новой подруге госпожа Ласта и стала апеллировать с возмущением:

– Нет, ты слышишь, до чего наш командир додумался?! Лагун ему самый большой подавай! – и уже ко мне: – А мясо маринующееся, с таким трудом и умением возделываемое, – выбросить прикажешь? Сам же распорядился сделать солидные запасы долгохранящихся копчений.

Не совсем последовательно я пожал плечами и тут же утвердительно кивнул:

– Что, разве у нас мало мяса? Как по мне, то надёжнее всего и безопаснее держать мохасика в лагуне, подкармливая его тем же мясом, чем в каком-нибудь деревянном ящике.

Зря я такое сказал. Франя не только сама переполошилась, но и всех остальных наших сподвижников напугала. И вскоре мне уже мешали кушать чуть ли не десяток человек. Потому что и у них тоже в сознании не укладывалось: как это можно такое опасное существо занести в башню?

И больше всего возмущался наиболее опытный и знающий Ольшин:

– Как тебе могло в голову такое взбрести?! Я знаю случаи, когда люди погибали только от удара одной молнии! И даже присно известный тебе по моим рассказам академик один раз больше суток провалялся в отключке, когда попытался там что-то сотворить с этой розовой гадостью и получил наглядный урок своей тупости и самонадеянности. После этого он даже издали к мохасикам не присматривался, обходя их десятой дорогой.

– Нашёл о чём вспоминать, – фыркнул я и приложился к здоровенной кружке, запивая ужин отваром из местных корешков. Этим воспользовался Ратибор:

– Не забывай: кто не прислушивается к советам ветеранов, долго на Дне не живёт!

Я ответил ему только после того, как тщательно вытер руки и рот полотенцем:

– Ага! Ты ещё сравни меня с тем самым академиком!

Прозвучало несколько хвастливо, что вызвало новую волну возмущения у моих товарищей. Поэтому пришлось им напомнить, обращаясь к одному только Ольшину: