Дерьмо - Ирвин Уэлш

Ждет, что я что-то скажу. Ошибочка! Так не получится. Молчание - золото, и порой за него приходится бороться. Вам это любой торчок скажет.

- Брюс... ты действительно имел в виду... ну, когда говорил, что сможешь полюбить меня? - спрашивает Крисси.

Я пристально смотрю на нее и вижу лопнувший на носу кровеносный сосуд. Вашу мать! Бесполезно, думаю я. Ни малейшего шанса.

- Конечно, смогу. И ты знаешь это не хуже меня. Не надо изображать передо мной недотрогу. Садись.

Крисси снимает пальто, опускается на диван и закуривает. Она такая же, как те упыри, что стояли и смотрели, как я пытался вернуть к жизни того парня. Тошнотворные, пассивные, праздные, сострадательные упыри.

И как вы себя при этом чувствовали?

- Я так запуталась, Брюс. Мне так трудно, - говорит Крисси.

Я подсаживаюсь на диван, поближе к ней. Она узнает, как чувствует себя тот, кто не дышит.

- Послушай, тебе необходимо знать кое-что... знать, как я... Я расстегиваю пуговицу на блузке и запускаю под нее руку.

Ужас. Как будто только что из концлагеря. Кожа да кости. Глаза большие, под ними темные тени. Смотрю в зрачки и вижу, как они расширяются, будто чувствуя шевеление у меня в штанах. Забираю у нее сигарету и давлю в пепельнице. Крисси нервно вздрагивает со странной улыбкой и смотрит на меня.

- Брюс... - говорит она, поглядывая на дымящийся окурок.

- Ты разве не знаешь, как опасны сигареты? - спрашиваю я, указывая на пепельницу свободной рукой и одновременно просовывая другую под лифчик и грубо сжимая сосок.

Крисси закрывает глаза и едва слышно ахает. - От них бывает приступ удушья. Перекрывается доступ кислорода к мозгу. Это вроде наркотического опьянения.

Я постукиваю ее по голове. Вытаскиваю руку и расстегиваю остальные пуговицы на блузке, медленно, одну за другой. Потом расстегиваю пуговицу и замок на юбке. Встаю, поднимаю ее, и юбка соскальзывает на пол, как кусок говядины с шампура. Притягиваю ближе, просовываю руку под трусики, обхватываю ягодицы и прижимаю к себе. Утыкаюсь носом в ее ухо, втягиваю запах дешевых духов.

- Вот что я тебе скажу, оно, это кислородное голодание, крутая вещь, добавляет остроты ощущениям. Вы с Бобом когда-нибудь так делали?

- Я... я не знаю... мы никогда...

- Не выключали друг другу газ, а? - негромко спрашиваю я. - Ш-ш-ш-ш-ш...

- Мы... нет... никогда...

- Не хочешь попробовать? Поиграть в отключение газа? Я отключу тебе, а ты мне, а?

Смотрю на черные корни се тошнотворно-желтых волос, похожих на грязную солому. Надо ж так все испоганить дешевой краской. Кофе, сигареты и шлюхи. Наверное, где-то есть фабрика, где их штампуют. Где-то неподалеку от Бульвара Разбитых Грез.

- Я не знаю... - ноет Крисси.

Перед ней обрыв, и она не видит за ним ничего, потому что ослеплена отчаянием и лекарствами.

- Это маленькое приключение. Маленькое путешествие в неведомое. А в путешествии не обойтись без опытного проводника. Позволь мне быть твоим проводником. Доверься мне. Я не сделаю тебе ничего плохого.

Стаскиваю с нее трусики, обнажая густые черные заросли, резко контрастирующие с теми жидкими рвотно-желтыми волосьями. Кожа звенит, как будто в нее воткнулись сотни крохотных иголок, стены и мебель обретают новый, яркий цвет. Я укладываю ее на диван. Расстегиваю ремень, не обращая внимания на ядовитые испарения, и брюки сползают к коленям. Да, худею. У меня наготове два пояса, которые я достаю из-под дивана.

Один на шею ей, второй - мне. Запускаю палец в дырку - там уже лужа. Какая горячая. Клитор торчит, как шишка у Рэя Леннокса. Развожу ей ноги и забиваю клин. Мудохаться с резинкой смысла нет - она сказала, что в последние годы ни с кем, кроме Херли, не трахалась, а это почти то же самое, что остаться целкой. Продвигаюсь глубже и затягиваю ремень на ее тощей шее. Поршень ловит такт. Сейчас ты узнаешь настоящий стиль. Она приподнимается - как раз то, что надо.

- Ремень, - кричу я, добавляя ходу, - затяни мой ремень! Отключи мне газ!

Она тянет конец, но как-то слабо, а тем временем ее лицо наливается кровью, багровеет и искажается, будто в недовольной гримасе. Я продолжаю качать, и из нее вырывается крик:

- Ты... кх... кх-х-х... кхе-ех-х-х... ты меня... кхех-х-х... задушишь... кхых-х-х...

Хрипит и кхекает как старый драндулет, который никак не желает заводиться, что, если подумать, вполне соответствует действительности.

Насколько далеко надо зайти, чтобы стать таким, как тот парень с Саут-Сайд? Наступает ли в этой борьбе, борьбе за жизнь и вдох, такой момент, когда ты отчетливо сознаешь, что все, пиздец, что назад уже не вернуться? Что ты чувствуешь при этом?

- НУ ТАК ЗАДУШИ МЕНЯ НА ХУЙ! - ору я, задыхаясь и продолжая гонку, и в конце концов хватаю свой собственный ремень и отключаю газ себе, чтобы попасть туда, но она дергает тоже, и мне уже не хочется ничего, как только продолжать, усиливать давление, и она видит это в моих глазах, а я вижу в ее панику и добавляю, добавляю, добавляю...

Все. Отпускаю ремень, и она стягивает с шеи свой. Я вижу отметину на се коже, вижу лопнувшие сосуды на веках. Она пытается вдохнуть, наполнить сухие, омертвелые легкие воздухом; она плачет и смеется. Ей это нравится, нравится все, до последней капли и последней секунды. Так высоко она еще не взлетала, но и так далеко, как тот парень, не зашла. Он зашел слишком далеко, за горизонт. Я не смог его вернуть, как ни старался.

И как оно там?

Наше дыхание постепенно приходит в норму, мы ненадолго засыпаем. Проснувшись, я ощущаю в себе непреодолимое желание быть жестоким, которое, если не удовлетворить его вербально, приведет к тому, что я просто сломаю этой сучке челюсть.

- Ты корова, - холодно заявляю я, садясь и закуривая ее сигарету. - Ты корова, потому что я ебал тебя, потому что мы перекрывали друг другу кислород и потому что ты жена моего товарища. Знаешь, как это по-моему называется? Корова. К-О-Р-О-В-А.

Я произношу слово по буквам.

Она смотрит на меня умоляющими глазами, будто раненый олень, но меня этим не проймешь.

- Не говори так... почему ты... такой... почему... Почему? Потому что пришло время игры.

- Знаешь, почему ты корова? Знаешь почему? Потому что ты впускаешь нас сюда... - я показываю на черный кустик, - и сюда, - показываю на ее пустую голову, - и сюда, - показываю ей на грудь, - потому что это любовь. То, что было сейчас, это ерунда, игра. - Я качаю головой. - Небольшая проверочка, тест, и ты его не прошла. Провалила. По всем статьям...

Я беру прядь ее замасленных соломенных волос. Рот у нее растягивается вширь, и лицо как будто распухает, раздувается.

- Если ты так говоришь, - кричит она, - то как же мы будем дальше?

- Я хочу сказать, что тебе надо идти и хорошенько подумать о своих истинных чувствах. В противном случае... Буду откровенен, в этом ни хрена никакого смысла. Правила везде одинаковы. Ты сделаешь это, Крисси? Сделаешь это для меня? Потому что я не могу прочистить тебе голову. Только ты можешь сделать это, слушая, что говорит твое сердце. Хочешь просто потрахаться, - я похлопываю ладонью по ее животу, - нет проблем. Приходи - за мной не заржавеет. Но для меня в этом есть что-то низкое, что-то грязное, потому что я чувствую, что мы способны на большее.