Кольцо Луизы - Николай Вирта

— Мне не надо напоминать о себе, господин Плехнер, — прошипел он.

Подписав бумаги и заперев их в сейф, Мюллер сел в кресло напротив Плехнера и без околичностей спросил его, знаком ли он с Клеменсами.

— Вы же знаете, с Клеменсом-младшим я работаю в интендантстве. Я его помощник. Очень деловой человек.

— Оставим в покое младшего Клеменса. Нас интересует старик.

— Но ведь Антон — его сын.

— Не важно. Старик в свое время был в России…

— …чего он и не думает скрывать.

— Откровенность — тоже один из способов маскировки. Всякий человек, имевший связи с Россией, представляет для нас определенный интерес.

— Я не раз был в доме Клеменсов, встречался с Клеменсом-старшим, беседовал с ним. Торгаш, как тысячи других. Только и разговоров о фирме.

— Да, но вот вопрос: кого она обслуживает?

— Не понимаю. Ее клиенты, насколько я знаю, люди выдающегося положения.

— Тем легче фирме проникать в секреты, представляющие интерес для любой страны, враждебной нам.

Плехнер рассмеялся.

— Фирма существует много лет. Почему вдруг на нее пали какие-то подозрения?

— Дорогой Плехнер, отлично поставленная резидентура какое-то время, так сказать, дремлет. И в определенное время она просыпается и начинает действовать.

— Не хотите ли вы сказать, что Клеменсы…

— Я хотел сказать, — резко перебил Плехнера начальник гестапо, — что ничто не ново под луной. Невинный служащий Национальной библиотеки при расследовании оказывается радистом вражеской резидентуры. Хозяин солидной фирмы — вражеским разведчиком. Прошу не понимать меня буквально. Мы далеки от утверждения, что Клеменсы — засланные в нашу страну резиденты некоей страны. Но почему бы не проверить основательно, чем фирма занимается помимо своих основных операций?

Плехнер пожал плечами.

— Боюсь, что наши поиски направлены по ложному следу. Впрочем, я готов.

— Вот так-то лучше. Рудольф фон Лидеман — ваш друг, мы слышали?

— Пожалуй, это не совсем точно. Просто я хорошо знаю его.

— Зарегистрировано несколько посещений полковником дома Клеменсов.

— Я не вижу и в этом ничего противоестественного, господин группенфюрер. Он приятель Клеменса-младшего и должник фирмы.

— Тем хуже, тем хуже! Только ли дружба и денежные дела понуждают Лидемана так часто бывать у Клеменсов? На днях он опять был у них. Он явно нервничал и не раз оглянулся, прежде чем войти.

— Хм! Это подозрительно. Лидеман имеет доступ к очень секретным делам.

— В том-то и дело! Он теперь командир танковой дивизии. Дивизия оснащается новейшей техникой. Любое наше новое оружие может быть куплено любой страной и за любые деньги: товар ходкий. Клеменсы торгуют бриллиантами. Кто поручится за то, что они не откажутся продать чертежи и расчеты нового танка нашим союзникам или врагам?

Плехнер молчал.

— Слушайте, в доме Клеменсов есть наш агент. Это один из их слуг. Мы остерегаемся вызывать его сюда или встречаться с ним на конспиративной квартире. Вы должны увидеться с ним. Пароль к нему: «Зима что-то затянулась». Ответ: «Да, но стало теплее». Он должен сказать вам, почему полковник Лидеман зачастил к Клеменсам. Это во-первых. Во-вторых, не мешает выяснить политические взгляды этих дельцов. Заведите с кем-нибудь из них разговор, ну, например, о положении в Германии, о якобы существующем заговоре против фюрера. Не забудьте взять аппарат.

Плехнер кивнул.

— Все. Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер!

Плехнер ушел.

Мюллер углубился в чтение бумаг, но работать ему пришлось недолго.

Вспыхнул красный сигнал, послышался чей-то голос. Начальнику гестапо сообщали, что парень в униформе рассыльного снова бродил около дома, где живет радист, но войти не решился и исчез. Приказав утроить наблюдение за домом и пообещав повесить тех, кому было поручено следить за рассыльным, в случае новой неудачи, Мюллер долго сидел, вперив взгляд в пространство.

— Дьявол, — вырвалось у него. — Русские, американцы или англичане?

Угасал декабрьский день, последний день 1942 года.

В тот же день Рудольф Лидеман пришел к Антону и сказал, что хотел бы сделать новогодний подарок своей невесте.

— Что и говорить, — бубнил Руди с постным видом, — я здорово попортил нервы Марии. Кто знает, как все обернется, убивают и командиров дивизий, милейший Клеменс. Пусть у Марии сохранится добрая память о ее беспутном женихе.

— Похвально!

— Слышал, вы довольно часто встречаетесь с ней?

Ревнивая нотка явственно прозвучала в голосе Руди.

— Не так уж часто, успокойтесь. У нас с ней такие же дела, как и с вашей матерью. Фон Бельцы — тоже клиенты фирмы.

— Только ли по этим делам она бывает здесь? — не унимался Руди.

— Зачем мне лгать вам, судите сами, Руди? Неужели вы думаете, что я собираюсь отбивать у вас невесту? Вот вздор!

— Ладно, это я так… Странно она ведет себя. Могла бы быть повнимательнее ко мне. Тем более что я скоро уеду на фронт.

— Когда именно?

— Право, не знаю, — увильнул от прямого ответа Руди. — Но России мне, пожалуй, не миновать. А дела там, откровенно скажу, далеко не блестящие. Кто бы мог подумать, что мы так крепко застрянем там и потеряем огромную армию? Вместо шести недель воюем сто шестьдесят недель, и конца этому не видно. Кавказ оставлен, в центральной России тяжелые бои, блокада Ленинграда прорвана. Сталинградский шок гибельно отразился на всех, Клеменс. На вас, думаю, тоже?

— Да, дела неважные, Руди, — уклончиво заметил Антон.

— Паршивые дела, Клеменс.

— На вашем месте я бы не торопился на фронт.

— А кто вам сказал, что я тороплюсь в этот ад?

— Год назад вы рассуждали по-другому.

— Так то год назад! Ладно, будь что будет… Покажите мне какую-нибудь безделушку для Марии.

Антон ушел и вернулся с кольцом Луизы и документами, подтверждающими сделку фирмы.

Когда Руди открыл футляр, физиономия его вытянулась.

— Позвольте! Вещь, конечно, несравненная, но…странно… Мне кажется, я видел это кольцо. Клянусь, я видел его у моей кормилицы Луизы.

— Да, кажется, так звали женщину, которая продала нам кольцо, — рассеянно сказал Антон. — Она и сейчас служит у вас?

Антон знал, что случилось с Луизой. Ему хотелось поглубже заглянуть в душу Лидемана.

— Нет, она состарилась, стала ужасно неловкой, и мы расстались с ней. Кроме того, ее брат оказался коммунистом, и она скрывала это. Подумать только, какое скотство!