Хулиганка и бунтарь - Виктория Александровна Килеева

основном учили своих подопечных бегать за пивом и сигаретами. Иногда ребятам везло, и им доверяли составлять описи дел или разносить повестки и запросы. Других обязанностей им не вменялось.

В мае курсантам предстояла защита стажировки, без которой они не допускались к госам, и Хордин слабо представлял, что напишет в своём отчёте о практике.

День выдался тяжёлым, и Андрею хотелось завершить его в более приятной обстановке. После практики он купил Насте торт и, хлюпая по мартовскому снегу, пошёл в гости к Волкодавам, которые жили в двух кварталах от его дома.

Дверь ему открыла Ася в длинной футболке с надписью «Я — Троян». Больше её красоту ничего не прикрывало — Ася не очень любила одеваться, хоть и училась на дизайнера.

— Привет, твоя болеет, так что зря пришёл… О! Ты с тортом? Заходи.

Настя встретила его бледной и на диване. Она лежала под пледом и горой бумажных платков.

Хордин с детства собирал марки. Настя тоже собирала, только оружие восемнадцатого века. Вся стена над её девственным диваном была увешана русскими пищалями, голландскими пистолетами с кремнёвыми замками и австрийскими штуцерами с замками колесцовыми. Значительную часть коллекции собрал покойный отец сестёр; по понятным финансовым причинам Настя могла пополнять её только недорогими боевыми пистолетами без отделки, что несказанно угнетало девушку. Зато парадное оружие отца было богато инкрустировано и очень дорого стоило, питая меркантильные Асины надежды когда-нибудь его продать. Больше всего Настя любила изящно-ажурный пистолет работы итальянского мастера Пьетро Фиорентини. Гордостью коллекции Андрея же была марка сорок восьмого года с четырьмя мишками «”Утро в сосновом бору” художника Шишкина».

— Привет, Настёныш.

— Привет.

Андрей наклонился, чтобы чмокнуть её в щёку. Или даже в губы — как повезёт. На что Настя недовольно отвернула рот.

— У меня ангина. Хочешь целовать — делай куннилингус.

Хордин сделал вид, что не расслышал, и ретировался на кухню.

— Пойду поставлю чайник…

— А куни? — с выжидающей безнадёжностью неслось ему вслед.

Это пугающее слово он слышал неоднократно. Андрей смутно представлял его смысл и не торопился узнавать это опытным путём.

В кухню вплыла прекрасная Ася. Она была растрёпана, но всё равно прекрасна.

— Ась, а что это значит?

— Что?

— Ну то… про что Настя сказала.

Ася села на стул и раздвинула свои бесстыдные ноги.

— «Иди ко мне и пей»[35], — распутно процитировала она Новый Завет.

Андрей заключил, что слабость к странному действу со страшным названием — фамильная черта Волкодавов, и отвернулся. Ася непривычно-растерянно задвинула длинные ноги под стол.

— «Просящему у тебя дай»[36], — вздохнула она и начала любовно резать торт.

— И Насте отрежь, — сказал Хордин.

— А она заслужила? Она тебя только мучает.

— Никто меня не мучает.

— Вы вообще были с ней когда-нибудь близки? — спросила Ася, громоздя себе на тарелку большой кусок.

— Да, позавчера мы сидели с ней рядом в кино.

Ася чуть не подавилась.

— Что, и без секса?

— Зачем секс? Что я, дурак — Настю на эротику водить? Я её на приличный фильм повёл, на исторический.

Девушка возвела глаза к небу, но они упёрлись в потолок.

— Да, Андрей, ты не дурак. Ты дурачьё.

— Она просто ещё не готова, — стушевался Хордин.

Ася усмехнулась.

— Она уже полгода не готова. А делов-то — пять минут.

— Так мало?

— У кого как.

— Я лучше подожду.

— Да не жди ты, а бери!

Андрей всерьёз задумался.

— Преступление против половой неприкосновенности и половой свободы личности — от трёх до шести лет.

— В исправительной колонии строгого режима, — издевалась Ася.

— Зачем строгого? Можно и общего. Только это всё равно неважно — я не собираюсь принуждать Настю ни физически, ни психически.

— А за психическое воздействие тоже срок дают?

— Ну как бы да.

Ася сразу вытянулась, подошла к Андрею на опасно-близкое расстояние и прошептала:

— Значит, если я буду тебя соблазнять и говорить непристойности, у тебя поднимется… рука написать на меня заявление?

Хордин торопливо дёрнулся в сторону.

— Уголовный кодекс об этом умалчивает. Там только про угрозы было.

— Да уж, лучше я займусь тортом. — И Ася вернулась за стол. — М-м-м, вкуснотища…

Андрей с тоской смотрел на развращённую копию своей девушки: Ася всё делала со страстью и ела тоже.

На время Настиной ангины Андрей решил ограничить свои посещения — Настя лечилась тем, что прикладывала к горлу солёную селёдку, и это мало способствовало их сближению.

От неприглядно-серой обыденности его спасала только Катя Хетцер. Она увлекала его своими идеями, заражала жизнелюбием и манила к себе, как далёкий маяк.

— Катюш, у тебя же завтра день рождения? — спросил Андрей по телефону.

— К несчастью для этого мира, — ворчливо ответила Катя. — Только отмечать я его не буду. Подумаешь, дата — двадцать два года.

— А как же подарки?

— Оставь подарки своему Волкодаву.

— Ты правда не хочешь от меня подарков? — расстроился Хордин.

— Андрей, ты своей отчаянной наивностью напоминаешь мне князя Мышкина.

— Это кто?

— «Идиот». Ты что, не читал Достоевского? Нам не о чем с тобой разговаривать…

— Я у него только «Преступность и наказуемость» читал, — пытался реабилитироваться Хордин.

Катя прыснула со смеху.

— Но вообще я детективы не очень люблю, — прибавил он, окончательно доведя Катю до исступленного хохота.

— Ты б ещё сказал, что это боевик с элементами триллера.

— Если честно, кино мне тоже не особо нравится.

— Андрей, какой же ты смешной!

— Почему это я смешной?

— Не, серьёзно. Неужели слова «Агата Кристи» ассоциируются у тебя только с группой?

— А что, не должны? — насторожился Андрей.

— Слушай, Хордин, зачем ты вообще пошёл в следователи?

— Меня как бы… не спрашивали.

Хордину не приходилось рассчитывать на красный диплом. Ему хорошо