Штормовые времена - Мазо де ля Рош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Забыл. Но я имею в виду, что расчищу под дом большую поляну, и она должна быть в самом высоком месте нашей земли.
– Мне не нравится мыль о большой поляне. Я люблю, чтобы вокруг росли деревья. Я люблю парки.
– У тебя будет парк с оленями.
– Как здорово! Где же эта земля? Я на нее смотрю?
– Думаю, да.
Она глубоко вдохнула.
– Подумать только! Я дышу воздухом нашей земли. Вон там наша земля – то место, где вырастут наши стены. Дом будет каменным?
– Зависит от того, какой найдется материал. Что до меня, мне нравится хороший толстый кирпич. Среди деревьев его теплый цвет кажется уютным и гостеприимным. Ты не возражаешь против кирпича?
– Ни в малейшей степени, Филипп. – Она подошла и села к нему на колени. – Мы целый день не оставались с тобой наедине. Не верю, что мы уже здесь.
Он крепко прижал ее к своей широкой груди.
– Какое время для нас наступает, милая! Мы станем счастливее, чем когда-либо, и это о многом говорит, правда? Ты бледна, Аделина.
В его объятиях она расслабилась.
– Как я устала! – воскликнула она. – И все же слишком взволнованна, чтобы спать. Мое тело отдыхает, но мозг отказывается это делать.
Он прикоснулся губами к ее векам.
– Ну вот, закрой глаза, приказываю. Не открывай, пока я не поцелую каждый по десять раз.
Но с этими словами он поднял голову и прислушался. Послышался грохот колес фургона и громкий лай собак.
– Они приехали! – воскликнул он.
Она встрепенулась.
– Неро и Мэгги! А я забыла сказать о них Вонам. А ты не сказал?
– Провалиться мне на месте, нет! Они же ожидали фургон с нашими вещами. Завтра расскажу о собаке и козе. Жаль, что ты не оставила эту проклятую козу в Квебеке. Гасси уже не нуждается в молоке.
– Оставить Мэгги? А у нее на шее – маленький колокольчик, повешенный моей родной матерью! Да ведь это может принести нам несчастье! Что такое одна маленькая козочка? В таком прекрасном месте и ей наверняка найдется место!
Грохот колес затих, но тут послышались рычание и визг: дрались собаки. На них кричали мужчины.
– Их собаки убьют Неро! – закричала Аделина. – Филипп, беги! Скорее! Скорее! Спаси Неро!
– Он сам может постоять за себя, – возразил Филипп, но поспешно вышел.
В холле все еще горела небольшая лампа. Филипп встретил Дэвида Вона с зажженным фонарем, и они вместе отправились на конюшню.
Аделина стояла у окна, прислушиваясь к ужасному шуму драки. Затем наступила тишина. Она начала раздеваться. Тишина была слишком глубокой. Ей хотелось, чтобы вернулся Филипп, но она боялась того, что он скажет.
Через некоторое время он пришел.
– Ну что ж, – сказал он. – Больше шума и ярости, чем кровопролития.
– Надеюсь, мистер Вон будет держать их на привязи.
– Вряд ли мы можем этого ожидать. Должен заметить, он вел себя очень достойно. Он выделил для Неро стойло в конюшне.
– А как с Мэгги?
– В полном порядке. Звенит колокольчиком и все такое прочее.
Аделина заплакала.
– Эта собачья драка стала последней каплей, – заявила она. – Сегодня ночью я не усну. Послушай мое сердце.
Он положил руку ей на сорочку под правой грудью.
– Боже мой, да не сюда же! – воскликнула она, раздраженно схватила его руку и положила на нужное место.
– Оно бьется не чаще обычного, – заметил он. – А ты, очевидно, часто дышишь, чтобы ускорить сердцебиение. Пойдем, дорогая, с тобой все в порядке.
– Сегодня ночью я не усну!
Но через полчаса, по дедушкиным часам в холле, она оказалась уже в графстве Мит со своими братьями, хотя ее голова покоилась на плече у Филиппа.
VIII. Земля
Июньское утро было превосходным. Безоблачное бирюзовое небо куполом высилось над лесом. Деревья величественные и мощные, не теснились, борясь за существование, а вольно простерли корни и гордо раскинули ветви, солнце щедро лилось сквозь густую листву на темный суглинок и вытягивало из него ковер мха, папоротника и диких цветов.
Достаточно было ветерка, чтобы раскачать ветви, и на эту пеструю поросль падали то легкая тень, то теплый солнечный луч. Бабочки летали не по одной или по две, а в таком множестве, что висели на ветке дерева как цветы и быстро исчезали, словно сметенные каким-то неуловимым, но неумолимым порывом. Птицы в этот час оставались невидимы и вели среди густой листвы свою захватывающую жизнь, от которой они никогда не отклонялись. Однако повсюду в лесу было слышно их пение – от звонкой свирели дикой канарейки, продуманной каденции иволги и низких нот лесного голубя. Когда птицы перелетали с ветки на ветку, листья трепетали, иногда обнаруживая заостренное крыло или яркую грудку. А кроты, сурки, лисицы, кролики растили детенышей в норах в полной уверенности, что это их важнейшая миссия.
Филипп и Аделина стояли на собственной земле. На плече Филиппа висела небольшая корзинка с обедом. С момента их прибытия прошло две недели. За это время они осмотрели владение, совершили необходимые визиты в правительственные учреждения, оплатили требуемую сумму, получили документ с впечатляющими красными печатями и теперь могли сказать: «Эта земля – наша».
Они впервые пришли сюда вдвоем. До этого их всегда сопровождал кто-то из Вонов или правительственный агент. Всегда находились предметы для обсуждения – границы участка или другие вопросы. Но сейчас они остались одни. Они стояли плечом к плечу и глядели вниз, в зеленый сумрак, где сужалась река, едва видная среди рододендронов и пурпурных ирисов. Там росли пятнистые лилии и на негнущихся ногах стояла пара цапель. Но Филипп и Аделина не могли спуститься в овраг из-за зарослей. Они лишь смотрели на реку, взбивавшую пену вокруг больших камней, которые некогда скатились с мшистого склона.
– Наш дом должен быть неподалеку от оврага, – сказала Аделина. – Я хочу пройти по бархатистой лужайке, открыть низкую широкую калитку и прогуляться к берегу.
– Мы построим бревенчатый мост через поток, – сказал Филипп. – Думаю, что вот та тропинка вдалеке приведет нас обратно, в поместье Вонов.
– Ты так хорошо ориентируешься! Мне кажется, оно с противоположной стороны.
Он взял компас, прикрепленный к цепочке для часов, и сверился с ним.
– Я прав, – торжествующе воскликнул он. – Дом Вонов вон там. Построенный через реку мост срежет путь.
– Сможем ли когда-нибудь справиться с этими зарослями? Боже мой, ведь если дети уйдут в лес, мы их никогда не найдем.
– Нам повезло, это хороший жесткий