Ученье - свет, а богов тьма - Юлия Жукова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чегой-то, она ходить не может, что ли? – спрашивает матушка, наблюдая за моими действиями.
– Может, но у нее зимней обуви нет вообще, мы же ее из приюта забрали.
– Из приюта? – хмурится матушка. – А вроде чистенькая.
– Отмыли, – усмехаюсь я.
– А, ну раз отмыли, так что ж, у тебя в хозяйстве сапог не найдется лишних?
– Ей все велики, ножка крошечная.
Матушка подходит, довольно бесцеремонно берет Айшину ногу, задирает повыше и прикладывает к своей ладони.
– Да как моя у нее нога. Возьми вон в синей сумке сверху у меня запасные сапоги да надень ей. Не дело это здоровую девчонку на руках таскать.
– Ма, – Азамат застывает в процессе шнурования ботинок, – зачем ты сюда привезла запасные сапоги? Ты тут зимовать вознамерилась, что ли?
– Еще чего! – подбоченивается матушка. – У меня свой дом есть! А сапоги взяла на случай, если в лодке промочу.
– В моей лодке не промочишь, – обижается Азамат.
– Давайте топайте уже в эту лодку, – говорю, надевая на Айшу сапоги. Насчет того же размера матушка погорячилась, конечно, но на три шерстяных носка нормально. – Скоро стемнеет!
– Это как раз хорошо, – возражает Азамат, закидывая за плечо короб с едой. – В сумерках ловится лучше. Ну, все готовы? Пошли!
Когда дверь за ними закрывается, я вздыхаю с облегчением.
Пока их нет, я немножко шуршу по хозяйству: прибираю на кухне, подготавливаю плацдарм для возни с рыбой, в процессе натыкаюсь на открытую книжку и снова зависаю над изображениями Ирлика. Ну не лежит у меня к ним душа. Ладно, надо хоть канву поискать, я вроде покупала большой кусок черной. А Ирлика надо, конечно, на черном фоне, он ведь такой весь светящийся… Рулон канвы обнаруживается в ларе, которому Кир смастерил замок, поэтому туда больше не попадают тонны кошачьей шерсти. Размер даже масштабнее, чем я думала, полтора на полтора. Я обвышиваюсь… Можно, конечно, отрезать, но у тряпки фабрично обработанный край… Да и я обещала Ирлику большой портрет. Ладно, пока размечу для очистки совести, а потом еще подумаю. Где мой большой белый маркер?..
Разметкой занимаюсь до темноты – в это время года день совсем короткий. Потом раскладываю вокруг себя нитки и бисер и принимаюсь, подобно сказочному злодею, чахнуть над сокровищами. От этого бесконечно прекрасного занятия меня и отрывают оглушительное уханье и стук в окно гостиной – как я с перепугу не перевернула все коробки с бисером, ума не приложу, но, к счастью, только нитки рассыпала.
За окном светятся красные перья. Ого, да это сам прототип пожаловал. Приоткрываю окно.
– Привет, ты в дверь звонить не пробовал? – спрашиваю.
– Еще чего, глупости какие, – усмехается он, выпуская изо рта облачко пара. – Что я, всегда одинаково входить должен? Открывай, открывай, а то я через печную трубу занырну!
– Тут нет печки, – сообщаю я, открывая окно пошире. – Давай быстро, а то выстудим всю комнату.
– Я нагрею, – великодушно обещает Ирлик, перекидывая ноги через подоконник. Когти оставляют бороздки на ковре. Он в божественной форме, при всех гирляндах и в юбке, на сей раз шоколадного цвета с красными и золотыми узорами.
– Ты немного рановато, – говорю. – Рыба еще на удочке.
– Знаю, знаю, – отмахивается Ирлик. – Я пока не голодный. Просто скучно стало. По снегу мое царство засыпает, заняться там нечем. Летом-то можно хоть в кабак сходить, обыграть мужиков в бараньи или еще во что… А сейчас мне в человеческом теле холодно.
Он демонстративно усаживается перед искусственным камином, скрестив ноги так, что когти торчат по обе стороны под опасными углами.
– Ну, в доме-то, может, превратишься? – с надеждой спрашиваю я.
Ирлик морщится.
– Не хочу. У тебя тут даже живого огня нету, вроде тепло, а неуютно. Да вы меня уже все видели, от кого скрываться-то?
– Тут Азаматовы мать и брат, – говорю, подавляя желание возмутиться: у меня идеально уютный дом, а живой огонь – это постоянная опасность пожара!
– Вот не понять мне вас, людей, – встряхивает гривой Ирлик. – Какая разница, как я выгляжу? Суть-то одна!
– Когда ты выглядишь как человек, можно временно забыть про суть, – поясняю я.
– Забыть – это да-а… – протягивает Ирлик задумчиво. – Кстати! Как твоя вышивка поживает?
– Да вот, – делаю жест в сторону разложенной на столике канвы и расставленных по всем креслам коробок с богатствами. – Только материалы подобрать успела. Пытаюсь придумать, как тебя лучше изображать, и пока ничего путного в голову не приходит. Хочется похоже, но я же не художник.
Как-то незаметно для меня Ирлик внезапно оказывается посреди моего барахла, не изменив позы. Сует нос в нитки, шерудит мизинцем в бисере.
– Красиво, – заключает. – Земное все, да? На Муданге так делать не умеют. Так тебе чего, позировать надо, что ли?
– Э-э-э, собственно… А нельзя тебя сфотографировать? – решаюсь я.
Ирлик сдвигает брови под напряжением мысли.
– Это такие моментальные картинки, что ли? А как они получаются?
– Ну-у, там свет попадает на сенсор, превращается в электричество и выводится на экран… – мучительно адаптирую я институтский курс оптики.
– А откуда этот свет берется? – серьезно спрашивает Ирлик.
– Из чего-нибудь светящегося, – пожимаю плечами. – А от всего прочего он отражается и тоже попадает на сенсор.
Он все еще морщит лоб.
– Это от человеческого глаза сильно отличается? – спрашивает наконец.
– Сенсор по-другому устроен, и у хорошего глаза изображение получается лучше.
– Тогда, наверное, можно, – поднимает брови Ирлик. – Попробуй.
– Сейчас попробую, я, правда, спрашивала в другом смысле… Тут, на Муданге, среди людей считается, что по фотографии можно сглазить или еще что… поэтому, например, нас с Азаматом снимать запрещено.
Ирлик заходится хохотом.
– Ты же не думаешь, что меня можно сглазить! – веселится он, откидываясь на ковер перед камином. – Ой, не могу, уморила! Как ты себе это представляешь?
– Никак, – ухмыляюсь я, щелкая камерой. – Ты отлично получился, гляди!
– А, так это была уловка? Уважаю! – радуется Ирлик, элегантно перекатываясь по ковру, чтобы заглянуть в превьюшку. – Мм, ничего, только мне твой неживой огонь не нравится.
– Я могу взять фотку настоящего и вклеить, а с этого уже вышивать…
– Да ну, что, огня не хватает? Давай нормальный разведем!
– Ну не в доме же! – ужасаюсь я.
– Ладно, – снисходит Ирлик, – не в доме так не в доме. У вас кострище где-то было на берегу, пошли туда.