Ева - Артуро Перес-Реверте

– С конвертацией в доллары или фунты?

– Ну разумеется.

– Вероятней всего, мне потребуются фунты стерлингов… Какой у вас сейчас курс?

– Один к пяти. Это в долларах.

– А в песетах?

Банкир в минутном раздумье чуть мотнул головой:

– Каких именно? Республиканских или…

– Или.

– По шестьдесят песет за фунт, то есть по восемьдесят шесть франков за 100 песет. – Серуйа скорчил многозначительную гримасу. – Республиканские песеты сейчас втрое дешевле валюты генерала Франко.

С этими словами он приподнял над столом обе руки ладонями вверх. Жест красноречиво указывал, кого считают победителем банкиры и международные биржи.

– Как мне получать в случае надобности? – спросил Фалько.

– Достаточно собственноручно написанного требования – и через час деньги будут в руках у вас или у человека, которого вы назовете. Надо лишь указать, сколько и в какой валюте. – Он взял четвертушку бумаги и положил ее перед Фалько. Потом любезно придвинул чернильницу и перо. – Пожалуйста, напишите что-нибудь – все равно что. И поставьте подпись. Когда придет требование, я смогу удостовериться, что это ваш почерк.

Фалько обмакнул перо и вывел: «Милое письмецо, лети с приветом, вернись с ответом». Подписался «Педро Рамос» и сделал простой росчерк. Дождавшись, когда высохнут чернила, протянул листок банкиру. Тот прочел и улыбнулся.

– Так мне бабушка в детстве говорила, – пояснил Фалько.

– Очень трогательно, – еще лучезарней улыбнулся банкир.

– Очень.

Серуйа убрал листок в ящик стола и переплел пальцы над папкой.

– Могу ли я еще чем-нибудь быть вам полезен?

Фалько на минутку задумался.

– Да, – ответил он, вспомнив Мойру Николаос. – Мне нужно шесть тысяч франков в фунтах стерлингов.

– Сейчас?

– Да.

– Чек или наличными?

– Лучше чек. На предъявителя.

– Нет ничего проще. – Банкир открыл чековую книжку и толчком двинул по столешнице еще один листок бумаги. – Но мне нужно ваше поручение. – И снова улыбнулся: – На этот раз, если вам не трудно, прозой.

Фалько снова обмакнул перо в чернильницу.

– Разумеется.

Опершись о подоконник в портовой конторе, Фалько выглянул наружу.

Этот кабинет, принадлежавший транспортной компании, Рексач взял в аренду два года назад. Из окна прекрасно были видены причал и оба корабля: «Маунт-Касл» с его высокой черной трубой и метрах в тридцати от него – серый хищный силуэт двухтрубного пятиорудийного миноносца.

– Сегодня на рассвете в Танжер вошел британский эсминец, – сказал Рексач. – «Борей». Прислан из Гибралтара. Отсюда его не видно: стоит на рейде.

– Да, я утром видел из окна отеля, – ответил Фалько. – Не думаю, что он ввяжется в это дело всерьез.

– И я не думаю. Речь идет о том, чтобы, как всегда, соблюсти приличия. Англичане ни за что не нарушат регламент невмешательства, но гарантировать готовы все, что угодно. Типичное англосаксонское двуличие.

Фалько продолжал смотреть на корабли. Рексач протянул ему массивный цейсовский бинокль.

– Возьмите-ка. Это получше, чем театральная фитюлька, которой вы пользовались вчера.

Фалько поднес к глазам мощные окуляры и подкрутил колесико регулировки. И теперь перед ним с удивительной четкостью и в мельчайших деталях предстали оба корабля. «Маунт-Касл» был пришвартован левым бортом. Уродливый и какой-то приплюснутый, с облезшей краской и огромными пятнами ржавчины на корпусе, он являл собой неприглядное зрелище.

– Спущен на воду в девятьсот десятом году на шотландской верфи в Глен-Ярд, – сказал у него за спиной Рексач. – Девяносто четыре метра длиной, две с половиной тысячи тонн валовой регистрации… Мал и дряхл, но в умелых руках способен послужить еще. Кажется, это тот самый случай.

– Какую скорость может развить?

– На самом полном ходу – одиннадцать узлов. Неплохо, но совершенно недостаточно, чтобы уйти от миноносца, который дает больше тридцати. Если уж погонится, то догонит.

Фалько продолжал рассматривать судно в бинокль. На носу под белыми буквами нынешнего названия проступали почти неразличимые следы прежних, соскобленных, затертых и закрашенных. Понятно было, что с начала войны «Маунт-Касл» несколько раз менял имя, документы и защитный окрас. По словам Рексача, в Танжер судно вошло под названием «Клан Маккинкли», а собственное имя вернуло себе, лишь став на якорь на рейде, за несколько часов до того, как пришвартоваться у причала.

– Сколько там народу?

– В судовую роль вписаны тридцать два человека. Насколько я знаю, все – моряки торгового флота, кроме четырех морских артиллеристов, которые обслуживают орудие, – он показал на корму. – Вон оно, взгляните. Чуть выше, под тентом. Спрятано под той надстройкой – видите, такой как бы домик?

Фалько перевел бинокль на нее. Он так и не разглядел 76-мм «викерс» на корме «Маунт-Касл», но нельзя было не заметить пять 120-мм орудий его противника – два на баке, одно между трубами, одно за торпедными аппаратами и последнее – на юте. Видны были и зенитные автоматические пушки. О схватке с боевым кораблем в открытом море торговому судну нечего и думать. И десяти минут не продержится на плаву.

Он взглянул на причал. Место стоянки «Маунт-Касл» было огорожено рогатками и колючей проволокой; там же стояла караульная будка и похаживали часовые с винтовками.

Рексач понял, куда он смотрит.

– Стационарный жандармский пост. Восьмичасовой наряд, – сказал он. – Никому, кроме членов команды, прохода нет.

– Чьи это жандармы?

– Вроде бы французы. Международную полицию в Танжере возглавляет испанец, но на деле все зависит от французского капитана. И это хорошо, потому что испанец верен Республике, а этот… Ну, француз – он француз и есть.

Фалько отвел бинокль в сторону.

– Берет?

Рексач раскатился циничным смешком:

– Разумеется. Я же говорю – француз… Не то чтоб прямо вот так стал сотрудничать, но отвернуться в нужную минуту – отвернется. – Он сделал многозначительную паузу. – А есть чем его подогреть?

– Найдется.

Рексан облизнулся:

– Замечательно. Но лучше будет, если это дело проверну я сам. Лично. – В студенистых глазах промелькнула искорка алчности, уже знакомая Фалько. – Дело мне знакомое.

– Ладно. Только зарываться не следует – ни ему, ни вам.

– Мне?! – Рексач приложил руку к тому месту, где находится сердце – или бумажник. – За кого вы меня принимаете?

Фалько снова приставил к глазам два круглых окуляра. Мощные линзы словно придвинули к нему «Маунт-Касл». С палубы на берег были переброшены сходни, а наверху у борта стояли двое. Несомненно, собственная корабельная охрана. Еще одного моряка Фалько заметил на баке, а четвертого – на юте. Надо полагать, часовой был выставлен и на правом, дальнем, борту. Наверняка все вооружены, подумал Фалько и признал, что капитан Кирос – не только искусный, как все говорят, судоводитель, но и на стоянке показывает себя человеком весьма предусмотрительным.