Маска Атрея - Эндрю Джеймс Хартли

Однако в Трое он не передал сокровища туркам. После фотографирования клад, якобы принадлежавший царю Трои Приаму, исчез. Появлялся ли он когда-либо снова? Многие книги в спальне Ричарда были довольно старыми, и, хотя в некоторых воспроизводился снимок жены Шлимана Софии в пропавших драгоценностях, нигде не объяснялось, что стало с ними потом. Дебора смотрела на неподвижные золотые лица масок и спрашивала себя: возможно ли, что Ричард все-таки приобрел неповрежденное тело микенского царя?

Дебора съела ранний обед и выпила стакан рецины — местного елового вина с привкусом смолы — в другом ресторанчике на Плаке, а потом вернулась в гостиницу, чтобы читать «Биографию Генриха Шлимана» Лео Дойеля в поисках каких-нибудь сведений о кладе Приама. Она подобрала под себя ноги и читала с карандашом в руке, подчеркивая самые важные места. В изложении Дойеля история звучала примерно так.

1873 год. Турецкое правительство угрожало отменить данное Шлиману разрешение на раскопки, заподозрив (правильно, как оказалось), что он уже тайно вывозит находки из страны. Шлиман копал наугад, переходя от участка к участку, от слоя к слою, в твердой уверенности, что самый нижний относится к Трое гомеровской «Илиады». Эта навязчивая идея заставляла его закрывать глаза на то, что рабочие уничтожают другие слои поселения и даже крадут некоторые находки.

Странный и сомнительный триумф Шлимана случился июньским утром всего за несколько дней до конца раскопок. Он, по его утверждению, наблюдал за работами, когда заметил блеск металла у подножия стены. Шлиман начал копать в этом месте сам и обнаружил массу золота: вазы и кубки, диадемы, украшения и другие сокровища. Ценность только золота превышала миллион французских франков. Клад Приама, по мнению Шлимана, окончательно доказал истинность гомеровского описания богатств Трои.

Возникли вопросы по поводу неопределенностей в указании места находки, но они быстро отошли на второй план. С полным пренебрежением к своему соглашению с турками, по которому клад считался национальным достоянием и должен был отправиться в недавно учрежденный Константинопольский музей, Шлиман немедленно переправил сокровища в Афины, где тогда жил. Груз вывезли контрабандой в шести корзинах и мешках, содержимое которых утаили даже от рабочих-землекопов.

Семнадцать лет спустя Шлиман снова вел раскопки в Трое. Он нашел четыре бесценных каменных топора и повторил прежний трюк: тайно увез находки из Турции в Грецию, объявив их на таможне египетскими — чтобы впоследствии их было проще вывезти. Он не намеревался оставлять сокровища в Греции. Они предназначались для Берлина.

Берлин?

Дебора перечитала абзац несколько раз. Содержимое обоих тайников: и клад Приама, и каменные топоры — было отправлено в Германию и после смерти Шлимана в 1890 году помещено в специально построенное крыло Берлинского этнографического музея как предсмертный дар археолога нации.

В конце Второй мировой войны русская армия ворвалась в Берлин. Троянские клады Шлимана исчезли — предположительно их захватили русские войска. Были ли сокровища разрознены, украдены или просто уничтожены, автор сказать не мог. На момент издания книги их местонахождение не было известно и считалось, что они утрачены навеки.

Русские?

Дебора закрыла книгу, легла и уставилась на потолочный вентилятор. Перед глазами стояло мертвое лицо советского военного Сергея Волошинова.

Мог ли Шлиман повторить в Микенах то, что дважды совершал в Трое: тайно вывезти массу незадекларированных находок, более поразительных, чем те, о которых он сообщил? Он нимало не сомневался в праве собственности на свои открытия и, хотя греков опасался меньше, чем турок (его отношение к туркам-»азиатам» было националистическим, если не расистским), вероятно, только Германию считал достойной наивысшей награды. Но если так, почему в Берлине нет никаких материалов? Разве Шлиман с гордостью не выставил бы находки для немецкой публики?

Увы, немецкая публика в основном не принимала Шлимана всерьез, и он очень из-за этого переживал. Более того, он был в высшей степени эксцентричный человек — построил себе классический особняк всего в нескольких кварталах от места, где сейчас лежала Дебора, называл слуг именами мифологических персонажей и настаивал, чтобы все послания к нему отправлялись на классическом греческом языке, — короче, жил по своим собственным законам. Если такой человек откопал и сохранил то, что искренне считал телом самого Агамемнона во всей погребальной пышности, на что бы он пошел, сберегая находку для себя? Но если он действительно сохранил находку в тайне, как она оказалась в секретной комнатке маленького музея в Атланте, столице штата Джорджия, и что связывает утаенный клад с русским, шатавшимся по автостоянке музея всего несколько дней назад?

На следующее утро, позавтракав консервированной ветчиной, сыром фета и хлебом с йогуртом и медом, Дебора подошла к юной красотке у стойки регистрации и спросила, можно ли где-нибудь получить доступ в Интернет.

— На углу Эрмоу и Були есть интернет-кафе, — ответила та, машинально доставая заготовленную для постояльцев карту и обводя перекресток кружком.

Дебора легко нашла нужное место, хотя оно больше походило на бар: стойка с хромированными табуретами, зеркальная стена с рекламой коньяка «Метакса» и выключенный автомат для игры в пинбол. Она уже хотела уходить, когда услышала мужской голос:

— Нэ?[7]

Это был круглолицый парень лет двадцати пяти, причем виднелась только его голова — он словно торчал из пола. Оказывается, за стойкой бара вниз вела лестница.

— Паракало, — произнесла Дебора, — мипос милатэ англика?

«Пожалуйста, вы говорите по-английски?» Это была практически единственная известная ей фраза на греческом. При любом ответе, кроме «да», ее дело плохо.

— Да. — Он как-то неуверенно улыбнулся.

— Я искала компьютер.

Его улыбка дрогнула.

— Интернет, — рискнула Дебора, пробежавшись пальцами по воображаемой клавиатуре.

Улыбка вернулась, на сей раз триумфальная.

— Туда. — Парень начал спускаться лестнице, по дороге поправившись: — Сюда.

Внизу он гордо указал на четыре компьютера, выстроившиеся на столах у стены, при каждом — хромированный стул, карандаш и аккуратная стопка писчей бумаги.

Дебора просияла. Парень ткнул пальцем в веб-браузер на экране, потом в висящую на стене схему с тарифами. Два евро за первые полчаса, по одному евро за каждые последующие полчаса. Недорого.

— Кофе хотеть?

— Да, пожалуйста.

— «Нескафе», — добавил он с извиняющейся гримасой. — О'кей?

— О'кей.

Парень вышел, и Дебора перешла на домашнюю страницу «Хотмейла». Меньше пяти минут ушло на регистрацию нового (и бесплатного) адреса электронной почты под нелепым именем [email protected], причем по крайней мере одна из этих минут была в основном потрачена на недоумение, что имя [email protected] уже существует. Она переписала адрес Кельвина с его карточки и набрала текст: