Зачарованный - Алекс Флинн

— Позовешь кого-нибудь на помощь.

Но, уже говоря это, я понимаю, что лгу. Я не могу выговорить даже название страны, в которой мы находимся, не то что сказать хоть слово на местном языке. Однако я знаю, что Мэг они не ищут. Не она решила рисковать своей жизнью ради этих дурацких поисков. И не она позволила ведьме воспользоваться своей мантией. Так что Зигфрид не должен ее убить за мои ошибки.

Я сгибаюсь, чтобы Мэг могла забраться мне на спину. Когда она залезает, я свечу фонариком на люк и подношу ее к нему. Мэг его толкает, и, к моему удивлению, он поддается.

— Справишься? — спрашиваю я, и в этот момент что-то пробегает у меня по ноге.

— Надеюсь, — она тянется вверх, — но подожди…

— Что?

— Отдай мне кольцо.

Такого я не ожидал. Мэг оставляет меня умирать в Европе и волнуется, что я забуду отдать ее кольцо.

— Конечно, — все-таки отвечаю я. — Это же фамильная ценность?

— Оно действительно иногда помогает.

Я стаскиваю его с пальца и передаю ей.

— Поторопись. Мне уже тяжело.

Она берет его, потом выпрямляется, чтобы достать до люка. Я стараюсь светить ровно, хотя рука дрожит, а спина болит. Наконец Мэг толкает крышку вверх. Она высовывается наружу, и я чувствую воздух. Настоящий уличный воздух, который наполняет мои легкие. Я делаю глубокий вдох.

— Глухомань, — говорит Мэг, осматриваясь.

— Ты можешь подняться? — Я выключаю фонарик, но остается небольшой свет от полной луны, выглядывающей из-за высоких сосен.

— Думаю, да. — Она опирается на землю сначала одним, а потом вторым локтем и подтягивается. — Грязно. И везде сосновые иголки. Мы выбрались.

— По крайней мере, ты.

Она встает на мое плечо.

— Ай! — кричу я, когда ее нога приземляется мне на щеку.

— Извини. — Нога снова опускается на плечо. Потом Мэг выталкивает себя наружу. — Готово. Теперь ты.

— Ха!

Она тянется вниз за мной.

— Я вытащу тебя.

Я тяжело вздыхаю. Мне следовало бы знать, что Мэг не оставит меня здесь. Я поднимаю руки, она берется за них и пытается потянуть, но сразу же начинает скатываться обратно в люк. Я отступаю.

— Может, отойдешь подальше?

В этот раз я выскальзываю из ее рук и падаю на пол. По моей руке пробегает таракан, или жук, или какое-то залкенбургское насекомое. Оно громадное, и оно наводит на мысль, что скоро должен прийти Зигфрид. У Зиглинды же, в конце концов, теперь есть мантия. Ей нужно только найти его и перенестись сюда вместе с ним. А если он увидит тут Мэг, у нее тоже будут большие проблемы.

— Тебе надо идти.

Я принял решение.

— И оставить тебя здесь? Я так не думаю.

— Я сам попал в этот переплет. Ты не должна за это расплачиваться.

— Но я могла бы…

— Смотри, у меня есть план. — Я продолжаю лежать. — Когда они сюда придут, у них будет мантия, волшебная мантия, которая доставляет тебя туда, куда ты хочешь. Теперь, когда у меня есть твой фонарик, я смогу их увидеть. Я подкрадусь в темноте, включу свет и схвачу мантию. И потом пожелаю оказаться в каком-нибудь таком месте, о котором невозможно догадаться, например на футбольном стадионе. А там я спрячусь на какое-то время. Меня никогда не найдут.

— Хо-ро-шо. — Я вижу, что Мэг не понимает. Она не въезжает в эту историю с мантией. — Ладно, я найду кого-нибудь, кто говорит по-английски, и приведу к тебе.

— Договорились. — Я понимаю, как это маловероятно, если ведьма работает на короля. — Тебе пора уходить. Пожалуйста, Мэг, я не хочу быть виноватым, если с тобой что-то случится.

— Я найду кого-нибудь.

— У тебя же в сумочке есть кредитка? На крайний случай? Тогда ты сможешь купить билет домой. И сможешь рассказать моей маме, что со мной произошло, чтобы она не переживала, как из-за моего папы.

— О Джонни, — вздыхает Мэг.

— Я не хотел этого сказать. Я как-нибудь вернусь.

Кажется, я слышу шмыганье.

— Я не знаю, Джонни.

— Я знаю. — Я принимаю решение и отворачиваюсь от ее освещенного луной лица. — Уходи, Мэг. Зиглинда с Зигфридом будут здесь с минуты на минуту, без предупреждения. Просто закрой за собой люк, чтобы они не узнали, что ты была тут. Я больше не буду разговаривать. — И это последнее, что я говорю, перед тем как выйти из игры.

Я встаю и отхожу, а через минуту слышу, как с шумом захлопывается моя ловушка.

Я снова один, в темноте, и сейчас мне еще хуже, потому что здесь только что была Мэг, а теперь ее нет. Остается только думать о смерти. Обычно о таком не думаешь. Ну, то есть все, конечно, знают, что в конце концов умрут. Но не ждут, что это может случиться в любой момент. По моей руке проходит самый огромный жук, какого я только здесь видел. Я не шевелюсь. А зачем?

Мне не стоило бояться, что Зиглинда нас поймает. Ее нет еще долго, достаточно для того, чтобы я, сидя в углу в темноте, мог вспомнить все то, что я когда-либо не сделал: я никогда не был в школьной спортивной команде, я никогда не ездил за границу, даже в Канаду. Я никогда не влюблялся.

Я думаю о Мэг, которая сейчас где-то одна, в ночи, в незнакомой местности. Я знаю только, что там были сосны, много. Еще много иголок на земле, наверное. Она была в туфлях? К своему удивлению, я даже не заметил. Мне хочется надеяться, что на ней были кеды, но могу поспорить, что это все-таки были босоножки. Иногда от обуви может зависеть жизнь.

Почему я не одолжил Мэг свои кроссовки?

Я не хочу, чтобы Мэг умерла. Я хочу, чтобы она рассказала моей маме, что случилось, чтобы та не искала меня всю оставшуюся жизнь.

Правда, она все равно будет.

Потом я слышу голоса.

— А здесь темно, — говорит мужчина. — Ты взяла свечку?

— Нет, — отвечает Зиглинда. — Но его не сложно будет найти.

— Может, вернемся и возьмем?

— Нет! Тебе не хочется уже покончить с этим? Я начинаю думать, что ты специально его упустил!

— Нет, мама, нет. Он…

— Хватит оправдываться!

Голоса приближаются. Я стоял в углу, но теперь я снимаю кроссовки и бесшумно делаю шаг вперед. У меня в руке фонарик Мэг.

— Где он? — шепчет Зигфрид.

И как раз в этот момент я чувствую на своей ноге кусок ткани. Мягкой, ворсистой, как бархат. Мантия!

Уклоняясь от голосов, я нагибаюсь и пытаюсь ее выхватить.

— Вот он! — кричит Зигфрид.

Я дергаю, но мантию кто-то держит с другой стороны или стоит на ней. Но я все равно не выпускаю ее. Это моя единственная соломинка, единственная надежда.