Сиэль. Следы на снегу - Алиса Жданова

— Ему только ноги и подавай, — непонятно пояснил мужчина. — Чем меньше, тем лучше. Фетишист… — это он побормотал себе под нос, еле слышно.

— Эм… — я поняла, что ничего не понимаю. Однако тут мы, к счастью, ввалились — другого слова подобрать было нельзя — в наши покои. Доведя лорда Каэла до кровати, я разжала руки, и он тут же упал на покрывало, закрыл глаза и медленно, ровно задышал. Неужели уснул?

Стянув с него сапоги, я вышла. Уже поздно, нужно быстрее ложиться спать. Однако через полчаса, уже переодевшись в спальный комплект, вдруг сообразила, что нужно бы расстегнуть лорду Каэлу воротник — вдруг ночью ему станет душно?

Толкнув дверь его комнаты, я медленно подошла к спящему мужчине. Он лежал неподвижно, а его грудь мерно вздымалась. Четкие, словно очерченные углем брови слегка хмурились, словно ему снилось что-то тревожное, темные волосы разметались по подушке.

Решившись, я села на край кровати и осторожно расстегнула пару верхних застежек. Тут мой взгляд упал на его грудь, и в голове сами собой всплыли слова императора. О том, что если мне любопытно, почему лорд Каэл не может жениться, нужно стащить с него одежду.

Мне было любопытно, очень. Но не раздевать же его действительно? Однако… я же не буду стаскивать с мужчины штаны, как какая-то извращенка, я просто расстегну одежду… Чтобы ему удобнее было спать.

Пальцы словно против воли легли на полы одежды дракона, и я принялась расстегивать ее дальше. Может, у него неприличная татуировка, которую он сделал в молодости и теперь стесняется? И поэтому не женится. Ну так я найду способ деликатно сообщить, что не обращаю внимания на такие мелочи. Или это не татуировка, а следы болезни? Неприличной?

Руки тряслись, и я все время бросала осторожные взгляды на лицо мужчины — но он спокойно спал. Расстегнув последние пуговицы рубашки, я перевела глаза на его тело. На гладкую, белеющую в сумраке комнаты кожу без единого следа неприличных татуировок. Щеки невольно опалило пожаром, и я поспешно отвела глаза. Вдруг стало так стыдно, что я поспешно поднялась и уже было собралась накрыть мужчину сползшим краем покрывала, как вдруг он повернулся во сне — и расстегнутая рубашка сползла с плеча.

Шрамы.

Сглотнув, я села обратно на постель, неверяще глядя на десятки тонких полосок, плотно покрывающих спину мужчины. Протянув руку, я, еле касаясь, провела вдоль одной из бугристых отметин, ощущая под пальцами пылающую жаром кожу. Или это мои руки похолодели от страха, и на контрасте его тело словно в огне? Неважно. Кто это так с ним? Почему он не залечил шрамы, с драконьей-то регенерацией?

Судорожно вдохнув, я снова взглянула в лицо лорду Каэлу — и вдруг обнаружила, что его глаза открыты, а совершенно не сонный взгляд направлен на меня. Ой… Мамочки!

Я было попыталась одернуть руку, но дракон перехватил мое запястье. А потом, поднявшись, подмял под себя. Дернувшись, я обнаружила, что его руки крепко прижимают к кровати мои запястья. Он что, будет ругаться? Отчитывать?

Но он сделал кое-что другое. Медленно нагнувшись, лорд Каэл поцеловал меня.

Болезненно, нежно. Словно я была хрупкой бабочкой, тронь которую — и сломаешь хрупкие крылья, сотрешь с них пыльцу и погубишь. Мужчина на миг отстранился и взглянул на меня, и в его глазах было столько чувств, что у меня перехватило дыхание. Не знаю, чего он ждал — может, сопротивления, может, искал на моем лице признаки ответных эмоций — но я, совершенно ошеломленная, могла лишь смотреть на него широко распахнутыми глазами, тяжело дыша.

Отпустив мои запястья, дракон переплел наши пальцы. Я судорожно вдохнула, и этого было достаточно, чтобы он отбросил всякую осторожность и буквально впился в меня, отчаянно, безрассудно. Его язык проник в мой рот, исследуя, дразня. Одна его ладонь провела по моей руке от кончиков пальцев до плеча, а потом дракон просунул ее мне под спину и прижал к себе так тесно, как будто хотел прочувствовать каждый сантиметр моего тела. Словно меня могли вырвать из его рук. Словно я могла растаять, как дым. Словно этот поцелуй был последним перед тем, как мы навсегда расстанемся.

— Эрэнэй, — хрипло выдохнул он мне в губы, и я застыла, словно мне с размаху залепили пощечину. Точнее, словно меня с размаху задавило каменной глыбой, а я, еще не осознав, все пыталась сделать вдох.

Он перепутал меня с другой.

Резко оттолкнув лорда Каэла, я перекатилась и бросилась прочь из комнаты. Слезы жгли глаза. Я пронеслась по коридорам и, вывалившись в сад, забилась под раскидистый платан, в тень розовых кустов, и наконец-то разрыдалась. Меня не беспокоило даже то, что рыдать во дворце, полным стражи, евнухов и слуг — это все равно что прилюдно раздеться на площади. Я просто не могла вернуться в наши покои.

Как будто лорд Каэл придёт искать меня в мою комнату… Он даже не понял, что это была я! Получается, куртизанка-эттероунка все-таки запала ему в душу?

Снова меня перепутали с Эррэнэй. Только если в прошлый раз мне было все равно, пожалуй, лишь страшно от гнева императора, то в этот раз хотелось умереть. Потому что если император хотел поцеловать девушку, чтобы доказать что-то самому себе, лорд Каэл сделал это потому, что она ему нравилась.

Истеричные всхлипывания, словно мне не хватало воздуха, наконец стихли, но легче не стало. Я чувствовала себя так, словно господин Эттрейо превратился в дракона, схватил меня в когти и сбросил на мостовую с невероятной высоты. Только вот почему-то я не умерла, а до сих пор дышала и двигалась, хотя чувствовала себя настоящим трупом.

Лучше бы я никогда не влюблялась в него. Лучше бы была равнодушна. Может, купить какое-нибудь отворотное зелье? Говорят, они опасны. Но я готова на все, лишь бы прекратить эту боль, тупым ножом ворочающуюся в груди.

Так, надо собраться. Лорд Каэл никогда меня не любил, это не новость. Просто теперь я знаю это точно. Может, так я разлюблю его быстрее?

Вздохнув, я вернулась в свои покои и сделала то, что не делала еще ни разу в жизни — взяла стакан воды и, накапав лошадиную дозу успокоительного, выпила и легла в кровать. Организм не мог долго сопротивляться наведенному сну, и скоро веки потяжелели, и сознание отключилось.

32

Проснувшись на следующее утро, я пожалела, что увидела свет этого дня. Потому что голова от успокоительного нещадно болела, а в груди, стоило вспомнить происшествие