Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера - Чарльз Уайтинг

Вот атакующие преодолели первую тысячу метров. Теперь на пути — минное поле, которое пехоте предстояло обойти по лесистому склону горы, слева от дороги, пока саперы разминируют проход для танков. Еще тысяча метров, и еще одно минное поле, которое стоило Берри двух драгоценных «Шерманов». Метр за метром американцы двигались вперед. Вот слева от них уже показался санаторий Сен-Эдуард, самое большое здание в Стумоне. Снизу оно казалось крепостью, охраняющей дорогу. Оба ротных командира решили, что здесь неплохо бы расположить командный пункт, и послали две группы пехоты на захват здания. Солдаты отправились исполнять приказ, а наступление продолжалось. Прошли уже почти три тысячи метров.

В санатории Сен-Эдуард немцы поджидали наступающих. С их позиции было очень удобно контролировать лежащую внизу дорогу. Эсэсовцы даже хвастались перед прятавшимися в подвалах двумя сотнями больных детей и стариков, что это их крепость Сен-Эдуард. Но в своей самоуверенности они не учли тумана, который начал спускаться с окрестных гор.

О том, что на здание идут американцы, стало ясно, когда на него стали сыпаться снаряды. Артобстрел оказался недолгим, интенсивным и эффективным. Он отогнал засевших в здании от высоких разбитых окон, и, когда немцы смогли поднять голову, американцы в форме цвета хаки уже проникли во дворы и во внешние строения.

Разразилась яростная перестрелка, приглушенная туманом, но американцев было слишком много, а эсэсовцев — слишком мало, и их оттеснили в главное здание. Теперь по коридорам отдавалось гулкое эхо пулеметных очередей, падения тел на пол и взрывов, когда заряды базуки пробивали внутренние стены.

Внизу, в подвалах, при свете свечей два священника и несколько монашек в накрахмаленных шапках и в голубых одеяниях старались успокоить стариков и перепуганных детей-туберкулезников. Старший из священников, отец Анле, велел всем преклонить колени и сложить руки. Посреди шума бушующего над ними сражения он, крича изо всех сил, как никогда не кричал раньше, провел молитву.

Молитва звучала то громче, то тише и наконец совсем оборвалась. Стрельба наверху прекратилась. Воцарилась тишина. Отец Анле с трудом поднялся с колен и выжидательно посмотрел на дверь.

Та распахнулась. По лестнице хлестнула автоматная очередь.

— Здесь мирные жители! — в страхе закричали собравшиеся. — Мы — мирные жители!

В проходе появился человек в форме цвета хаки с винтовкой в руке. Это был американец!

— Сэмми! Сэмми! — радостно закричали дети, бросившись к нему.

За этим солдатом вошли другие, и всех их окружила восторженная толпа детей, на чьих желтоватых лицах просвечивал туберкулезный румянец. «Лебедушки», как дети прозвали монашек, поспешили успокоить их. Мать настоятельница велела всем преклонить колени и принялась перебирать четки с молитвой, а затем — произнесла молитву о вечном покое павших в только что закончившейся над их головой битве.

Полковник Херлонг решил, что пора остановиться. За этот день его боевая группа прошла 3 тысячи метров. Результат не то чтобы впечатляющий, но частично компенсировавший вчерашнее отступление. Туман все больше мешал продвижению, и, пока он еще не сгустился окончательно, надо закрепиться на занятых позициях. Полковник приказал остановиться на ночь. Один из двух подорвавшихся на минах танков развернули поперек дороги. Между этим заграждением и санаторием расположили четыре танка из роты Берри, а роты B и C получили приказ закрепиться полукругом на склоне горы вокруг самого санатория. Очень быстро оборудовали оборонительную линию всего в 300 метрах от неприятельских укреплений, где не было заметно никакого движения. Потом окончательно сгустился туман, закрыв обзор и поглотив звуки.

2

Пока американские пехотинцы в Ставло громили эсэсовцев полковника Зандига, генерал Стронг в Версале паковал вещи. Для него настал печальный момент. Почти два года он был с Верховным главнокомандующим. В штаб Эйзенхауэра его пригласили после разгрома американцев в Кассерине, чтобы навести порядок. Теперь же его судьбу решил другой разгром, арденнский. Было ясно, что Беделл Смит потерял доверие к Стронгу и Уайтли из-за их вчерашних предложений. Утром Беделл Смит несомненно будет рекомендовать Эйзенхауэру отстранить его и Уайтли.

Наступило время утреннего совещания. Стронг последний раз оглядел свой теперь уже бывший кабинет, где он проработал последние два месяца, и отправился в зал совещаний. Перед ним шел Уайтли, один. Обычно он приходил на совещание вместе с Беделлом Смитом, но в это утро он все еще сердился на Смита за вчерашнее и отправился на совещание в одиночку.

Совещание шло своим чередом. Беделл Смит на своем посту председателя лишь временами недовольно ворчал и грубо перебивал выступающего. После собрания он вдруг подошел к генералу Стронгу и взял его за руку. Тихо и без какого-либо выражения эмоций он сказал, что собирается рекомендовать Эйзенхауэру назначить Монтгомери командующим северным сектором фронта. Стронг был в шоке. Со стороны Смита это была ошеломительная перемена, но тот, казалось, не заметил изумления своего товарища и продолжал все так же спокойно уговаривать Стронга ничего не говорить во время их совместного визита к Эйзенхауэру. Лучше, если предложение будет исходить от американца, чем от британца. Стронг кивнул в знак согласия.

Чуть позже они вошли в кабинет Верховного главнокомандующего, и генерал Уайтли открыл совещание. Но не успел он толком начать, как Эйзенхауэр перебил его:

— Джок, кажется, вчера вечером у тебя мелькнула мысль поручить северную часть этого сражения Монти? Верно?

Уайтли замялся, и вместо него ответил Смит:

— Да, сэр, это так.

Эйзенхауэр поднял трубку телефона и попросил генерала Брэдли. Разговор выдался долгим и напряженным. Трое офицеров слышали только одного из собеседников, но по тону и выражению лица Верховного главнокомандующего было ясно, что генерала Брэдли кандидатура Монтгомери не устраивала. В конце концов Эйзенхауэр вежливо, но твердо сказал:

— Брэд, в конце концов, это приказ, — и повесил трубку.

Итак, свершилось. Фельдмаршалу сэру Бернарду Монтгомери предстояло принять командование над 1-й армией. В результате с учетом того, что он уже командовал одной американской армией, 9-й, получалось, что в его распоряжении находилось больше американских войск, чем под командованием самого генерала Брэдли. Полковник Пейпер в далеком Стумоне и представления не имел о том, что результатом его прорыва станет должностное назначение, которому предстоит стать причиной самого глубокого и долгосрочного ухудшения отношений между союзниками.

Генерал Ходжес в Шодфонтене ждал своего нового командира со смешанными чувствами. Ему была известна репутация Монтгомери, и он представлял себе, что сейчас начнется, но, с другой стороны, генерал был рад, что ему не придется в одиночку взваливать на себя ответственность за решения, от которых может зависеть будущее целой армии. По правде говоря, генерал Ходжес устал. Ни одна из четырех армий, находившихся под командованием Брэдли, не несла такой нагрузки этой зимой, как его армия. Начиная с конца октября ему приходилось сражаться на самом важном участке фронта, против сильнейших сил противника, в условиях сложнейшего рельефа. В Хюртгенском лесу и на Руре он бился, как мог, не имея в достаточном количестве ни людей, ни припасов, а 3-я армия генерала Паттона в то же время получала от Брэдли гораздо больше поддержки. Теперь же Ходжес оказался в самом тяжелом положении. Его фронт был катастрофически прорван в двух местах, а командир группы армий не удостаивал его ни советом, ни подсказкой. Поэтому генерал рад был помощи со стороны такого человека, как Монтгомери, — хорошего опытного командира, что бы о нем ни говорили.