Магометрия. Институт благородных чародеек - Надежда Мамаева

Семь металлов создал свет

По числу семи планет:

Дал нам космос на добро

Медь, железо, серебро,

Злато, олово, свинец…

Сын мой! Сера их отец!

И спеши, мой сын, узнать:

Всем им ртуть — родная мать![1]

В мозгу словно сработал переключатель, и мысль почти оформилась…

Голос, прозвучавший в библиотечной тиши, заставил вздрогнуть и отвлечься:

— Вот ты где, а я тебя везде ищу, — Лим стоял на пороге и внимательно смотрел на меня.

— А я и не пряталась, — мягкий свет в зале дарил ощущение уюта. Хотелось простых слов, без подтекста, обычного разговора.

— Зато мне пришлось… — рыжий демон выглядел усталым и каким-то поникшим от макушки до хвоста.

Невольно улыбнулась на это его заявление, представив гения сыска, крадущегося по коридорам института в попытке не попасться на глаза благородным воспитанницам данного заведения.

— Улыбаешься… — заметил Лим и приблизился к моему столу. — А ты знаешь, что именно такая женская улыбка заставляет ломать мужчин голову над тем, что же у вас на уме? — казалось, и демон заразился камерным очарованием библиотеки и снял ледяную маску.

— Нет, но я знаю другое: если мужчина начинает с комплиментов, значит, ему что-то от тебя да нужно.

Лим, оседлавший стул задом наперед, сложил руки на спинке и уперся в запястья подбородком.

— И в кого ты такая проницательная? — задал он риторический вопрос.

В ответ у меня невольно вырвалось:

— В мамину икс-хромосому.

— Да, гены пальцем не раздавишь, — подытожил демонюка, а потом посерьезнел. — Я искал тебя, чтобы подробнее расспросить о временном скачке, вернее о том, чувствовала ли ты в этот момент Ника. Может быть, какая-то мысль по время перемещения показалась тебе чужой, образ…

— Самой чужой в тот момент была боль, — напомнила я дознавателю.

— Хорошо, давай я буду задавать вопросы, а ты отвечай не задумываясь.

Кивнула головой, соглашаясь. Я понимала, что эта беседа — своего рода допрос, но мягкий, почти дружеский, без давления.

— Твоя любимая эпоха? — начал Лим, а я слегка растерялась.

— Античность, — выдала я, чуть поколебавшись.

— Хорошо, — удовлетворенно протянул рыжий и задал следующий: — В школе как обстояли дела с начертательной геометрий? Мысленно легко можешь определить угол? Задать вектор?

И все в таком же духе. Вопросы совершенно разные, без привязки к определенной теме. Лим задавал их со спокойной, будничной интонацией, и лишь хвост выдавал хозяина нетерпеливым подергиванием.

Когда на очередном витке допроса Лим поинтересовался: «Хорошо ли я знаю исторический Питер?» — возникло смутное ощущение, что он пытается что-то отсечь, вычленить один верный вариант из множества гипотез.

— Что именно не так с моим скачком в прошлое? Нет, я знаю, что он весь один большой нонсенс для магического мира, но…

Рыжий демон совершенно не по-аристократически подпер кулаком щеку и ответил невпопад:

— Ты совершенно не подходишь для этого места, у тебя слишком мужской склад ума, цепкий, но прямолинейный. Тебе не хватает стервозной женской изворотливости, — в его голосе слышалась какая-то затаенная обида, полынная горечь разочарования.

— О чем это ты?

— О том, что как я ни старался скрыть истинную цель своих расспросов, ты все равно догадалась. Другая же выпускница на твоем месте стала бы в первую очередь заботиться о том, какой эффект она производит на мужчину, сидящего перед ней, нежели проводить анализирующее скрещивание тем вопросов.

«Судя по всему, у Лима опыт общения с экс-институтками немалый, раз он так уверенно говорит», — отметила я про себя. Демон меж тем продолжил:

— Да. Я, в отличие от Аарона, продолжаю считать, что маньяк прячет наших потеряшек где-то во временном потоке. Я задавал тебе косвенные вопросы, чтобы исключить возможность того, что в магометрии называется «эффект искажения желанием».

Недоуменно посмотрела на собеседника, и демон пояснил:

— Если бы ты, например, всей душой любила царскую Россию времен Александра II, или, проваливаясь во временной поток, могла представить себе точку выхода, или имела конкретную якорную привязку к определенному предмету той эпохи… В общем, я пытался выяснить, тянуло ли вас с Аароном в конкретную точку временного потока, заданную тобой осознанно или подсознательно, или вы дрейфовали, подчиняясь притяжению Ника…

Он хотел еще что-то сказать, но тут часы на его запястье засветились. Лим стукнул пальцем по циферблату, словно дал щелбана ленивым стрелкам, и коротко бросил:

— Слушаю.

Из часов раздался голос:

— Это Макс. Мы обнаружили еще один труп. Почерк тот же, это наш временник.

— Сейчас буду, — бросил Лим, поднимаясь.

А внутри меня все похолодело. Я понимала, что это еще не Ник, его смерть означала бы и мою кончину, но вот то, что удавка на моей шее с новым «подарочком маньяка» затягивается все сильнее, я ощущала отчетливо.

Смелости набиралась недолго, хватило трех ударов сердца.

— Можно с тобой?

— Я думаю, что тебе не стоит…

Лим не успел договорить, перебила:

— Да, девушкам не стоит видеть жмуриков, но сейчас я — не слабый пол, а недоучившийся врач, которому доводилось участвовать во вскрытиях, так что…

Демон отрицательно помотал головой.

— Пожалуйста. Я прошу. Для тебя это расследование, а для меня — попытка выжить. Может, я увижу то, что вы, привыкшие полагаться на магию, не заметили… — вбила я последний гвоздь в крышку гроба непоколебимой уверенности рыжего.

— Хорошо, — сдался он, — давай в телепорт, а сразу после обследования места происшествия я телепортирую тебя обратно.

Лим раздавил в руках какую-то капсулу, и у него под ногами начал проступать контур света. Я инстинктивно шагнула ближе, боясь телепортироваться частично: оставить локоть или пятку в библиотеке не хотелось.

Уже когда свечение стало нестерпимо ярким, я услышала шепот:

«У многоразовых пропусков через периметр все же есть свои плюсы…»

* * *

Когда свечение погасло и я открыла глаза, первое, что увидела, — обычную газовую плиту, повидавшую на своем веку немало борщей и нарастившую броню из пригара. Такую, что отчистить ее можно было, лишь соскоблив скальпелем эмаль. Типичный пищеблок малосемейки, в котором мы оказались, был убог, сер и по-холостяцки пуст. Голые стены со следами наглых тараканов, одна чашка с недопитой бурдой, ложка, сиротливо лежащая в грязной сковороде. От созерцания меня оторвал голос Лима, к которому я все еще прижималась.