Пираньи Неаполя - Роберто Савьяно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пернатый развернулся на своей “Веспе” и, не говоря ни слова, умчался прочь. Ни спасибо, ни до свидания, ни номера телефона. Вернулся в Понтичелли, на клочок асфальта и бетона, к которому был приговорен. Тюрьма под открытым небом, зона, Гуантанамо – так говорили об этом месте. А заключенный номер один чувствовал себя в своей камере прекрасно, потому что любому незваному гостю путь преграждал Журавль – повар, личный помощник и компаньон дона Витторио, Архангела.
Все знали, где скрывается Архангел, но никто не знал, как к нему подобраться. Все запросы сортировал Журавль, он же готовил любимое блюдо дона Витторио – макароны с томатным соусом, приправленные перцем и базиликом, – и сообщал ему свежие новости и сплетни. Свое прозвище Журавль получил с легкой руки дона Витторио лет двадцать назад, в то время он был подростком и плохо владел своим телом, растущим слишком быстро и исключительно вверх. Вечно задевал люстры и навесные шкафы. Как птица, подумал дон Витторио, журавль в клетке. Угловатый, нескладный.
Журавль снимал с огня макароны, когда пришло сообщение от Пернатого. “Жура, надо встретиться, это срочно!!!!!!!” Уже пятое за утро, и каждый раз этот мерзавец Пернатый добавлял восклицательные знаки. Журавль старался сохранять спокойствие. Положил макароны, сверху – томатный соус, не перемешивая. Дон Витторио взял дымящуюся тарелку и пошевелил губами – сигнал, что Журавль может идти. Лишь после этого Журавль написал ответ Пернатому: “Встречаемся внизу, так и быть, только оставь меня в покое”.
Пернатый приехал вовремя, но, проявив предусмотрительность, не стал останавливаться прямо под окнами дона Витторио. Если заметят, пиши пропало.
– Жура, ты в курсе, что случилось на площади Календы? – начал Пернатый, не слезая со своей “Веспы”. Он старался не смотреть на Журавля, этот высокий худой человек всегда вызывал в нем трепет. Ему казалось, он похож на могильщика из фильмов: сколачивает тебе гроб, хоть ты еще не умер.
– Эти Капеллони чуть не пристрелили тебя, – ответил Журавль. Ему-то было все известно в первую очередь.
– Ну, чтоб мне сдохнуть, меня спас Николас, парень из Форчеллы.
– Знаю, но если он хочет денег, нужно поискать, мы по нулям.
– Нет, нет, не деньги, другое.
– Другое – что?
– Он хочет поговорить с доном Витторио.
– Поговорить с доном Витторио? – Журавль даже присвистнул. – К дону Витторио не могут попасть те, кому действительно надо. Думаешь, он будет говорить с каким-то сопляком? Пернатый, ты в своем уме? Какого черта ты меня с самого утра дергаешь? – Еще немного, и он плюнул бы Пернатому в лицо, семь раз, за все семь восклицательных знаков, которыми тот снабдил свое сообщение, но сдержался. Развернулся на каблуках, как настоящий могильщик, и, пригнув голову, вошел в подъезд.
Пернатому необходимо было что-то придумать. Он был человеком действия, как Росомаха, когти которого он татуировал на своих запястьях, – с помощью острых лезвий на костяшках пальцев обеих рук, а вовсе не благодаря своим умственным способностям Росомаха защищался от пуль. Так вот, Пернатый кружил на “Веспе” по улицам Понтичелли, и ничего путного не приходило ему в голову, одна ерунда какая-то. Вспомнился Николас, вернее, то, что он сделал: встрял между ним и стрелявшим, спутал все карты, в общем, устроил бардак, чтобы воспользоваться реакцией окружающих. Пернатый решил последовать этому примеру.
Сначала – в цветочный магазин. По совету продавца взял белую и красную орхидеи, не удержался и попросил еще подвесить на них ангелочка. Затем – молнией на кладбище Поджореале (“…в Поджореале[22] или умрешь сам, или тебе помогут”, – любил повторять Архангел): цветы зажаты меж колен, но не сильно, чтоб не помять. Вот и могила Габриэле Гримальди. Пернатый вытащил недавно принесенные кем-то хризантемы и воткнул свои орхидеи. Сделал на смартфон несколько фотографий под разным углом, сел на “Веспу” и помчался домой. Выложил фото с могилы Габриэле на одном из форумов фанатов “Наполи”. И стал ждать.
Комментарии сыпались, он отвечал: “Слава великому тифозо!” И снова ждал. Пока не пришло именно то, на что он рассчитывал: “Слава кому? Ушлепку, не сделавшему ничего хорошего для своего района! За то, что связался с цыганами и грел жопу в Черногории? За это слава? Слава тому, кто его пришил! Так-то. Швейцарчик85”.
Швейцарчик85 – понятно, кто это. Тифозо из Сан-Джованни, родился в Швейцарии, потом его семья вернулась в Неаполь. Швейцарчик был небольшого роста, мелкий какой-то, это становилось особенно заметно, когда он, хоть и болел за “Наполи”, надевал футболку с Кубилаем Тюркильмазом[23], которую, как утверждал, нападающий сборной Швейцарии подарил ему лично. Над ним все смеялись, но он гордо носил ее, хоть футболка и доходила ему до колен. Пернатый сделал скриншот страницы и отправил Журавлю, снабдив комментарием: “Видишь, какое говно летит в Габриэле? Я этим займусь”. Журавль раздумывал, показать ли дону Витторио, но в итоге решил подождать: посмотрим, на что способен этот засранец.
В воскресенье Пернатый пошел на стадион. Там будут все, как обычно, он уверен, для этого не нужно даже подниматься на трибуны. Он не просчитывал ходы, полностью полагаясь на силу хаоса, – так, возможно, сказал бы один из его любимых супергероев. На стадион взял с собой двоих – Мануэля по прозвищу Молочник и Альфредо Квартира 40, быстро и кратко дал им указания. Нужно поквитаться со Швейцарчиком, не на трибунах – слишком рискованно, может нагрянуть полиция. Лучшее место – сортир, там они дождутся окончания первого тайма, когда все захотят по-быстрому отлить. В этот момент Молочник и Квартира 40 должны заблокировать вход в туалет, поставив у дверей пару перекрещенных швабр. Неисправен. Закрыт. Поссать нельзя. Все, естественно, будут возмущаться, начнется бунт, и в этом бардаке Пернатый надеялся найти веснушчатое лицо Швейцарчика. Идеальная работенка для Молочника и Квартиры 40. Первый – известный головорез, что ему разъяренная толпа желающих опорожнить мочевой пузырь! И второй – тюремный авторитет, двадцать три года провел за решеткой, осужденный за одно убийство, хотя всем было известно, что на его счету не менее десятка смертей. История обрастала слухами, и цифры выпадали, как в лото: тридцать убийств, пятьдесят убийств… По закону – только одно. Причастность к другим убийствам, в которых его обвиняли сотрудничавшие со следствием члены каморры и их адвокаты, доказана не была. Эти легенды создавали вокруг Квартиры 40 некую ауру, пусть даже деньги у него не водились и вообще положение его было отчаянным.
Пернатый сидел на ободке унитазе и укладывал монеты в два евро на костяшки пальцев, затем туго бинтовал руку повязкой, какую используют боксеры. Поверх три оборота скотча. Был слышен грохот – это Молочник и Квартира 40 перекрывали вход в туалет, а в отдалении приглушенные, но все же различимые футбольные кричалки. Пернатый знал их наизусть, сам любил поорать во всю глотку. “О-ле, о-ле, о-ле, “Наполи” лучше всех”, и еще “Ты – наша звезда, мы с тобою всегда”. Чуть слышно напевая, Пернатый прижимал к рукам скотч. Так он пел все сорок пять минут плюс дополнительное время, пока двойной свисток арбитра не объявил о конце тайма. Он отчетливо слышал эти два свистка. Или ему показалось? Пернатый поднял голову – впервые за все время, что был там, – и услышал топот. Идут. Сейчас начнется бардак. Настоящий бардак. Ругань, толкотня, потасовки мгновенно улеглись. Пернатый смотрел на толпу, которая текла, как лава, и вдруг запеклась гудящим комком. Пригнув голову, он стал пробираться к центру людской массы. Шел вслепую, получал тычки и затрещины, но не остановился, пока не увидел перед собой красно-синюю футболку Швейцарчика. Разъяренный, как бык, Пернатый изрыгал проклятия и орал: “Ублюдок! Да как ты посмел, как ты посмел обливать дерьмом Габриэле!” Первые два удара Швейцарчик принял не моргнув глазом – несмотря на маленький рост, он был крепыш. Только получив третью порцию, он понял, что всему виной его пост на форуме, и ответил, ударив головой Пернатого так, что рассек тому бровь.