Этот прекрасный сон - Тереза Маммерт

В тот раз я сдержался: не хотелось одновременно потерять и работу, и Эйвери. Но если док Роз хотел игры без правил, я готов был принять вызов. Я включил радио и, барабаня пальцами по рулю, поехал по трассе I-95 в северном направлении – к Алапокусу.

Определенного плана я себе не составил. Просто доктору тоже было что терять, и если он об этом забыл, то я собирался напомнить. Несколько недель назад он перестал таскаться за Эйвери и теперь только наслаждался пересудами, которые вызвал. Я всю жизнь имел дело с такими высокомерными паразитами, как он, и готов был поклясться, что не позволю ему разрушить мои отношения с любимой девушкой.

Остановившись на обочине и выключив двигатель, я окинул взглядом жилище доктора: это оказалось кирпичное строение в шейкерском стиле[7] – обыкновенный пенсильванский загородный дом. Я представлял себе, что Роз живет в викторианском особняке, как те, которые стоят в центре Геттисберга, но, к своему удивлению, увидел нечто гораздо более скромное.

На втором этаже мигнул свет, и я успел заметить в окне силуэт. Весь первый этаж был освещен так, будто в доме вечеринка. Я бы этому порадовался: хотелось навтыкать Розенбергу на глазах у его же богатеньких друзей. «Неслабые у тебя, наверное, счета за электричество», – буркнул я себе под нос и, выйдя из машины, зашагал по широченной подъездной аллее к небольшим воротам. Постучал. Осмотрелся: солнце уже опустилось за крыши домов и в поселке стемнело. Теперь мой визит выглядел еще более зловеще.

Мне открыла женщина в тонком голубом свитере.

– Чем я могу вам помочь? – улыбнулась она, с любопытством глядя на меня.

За ее спиной послышалось жужжание чего-то электрического: на газон выехала девочка-подросток в красном инвалидном кресле. Женщина подвинулась, заслоняя ее от меня.

– Вы заблудились?

Я с усилием сглотнул, уже пожалев, что приехал.

– Пиццу привезли? – Это был глубокий голос Розенберга.

Доктор вышел к воротам и стал рыться в кошельке. Когда он наконец на меня посмотрел, усталость в его глазах сменилась тревогой. Увидев во взгляде соперника испуг, я тут же отбросил сомнения: ублюдок действительно был виноват.

– Здравствуйте, Джош. – Розенберг прокашлялся, чтобы скрыть удивление, и положил руку жене на плечо: – Это ко мне, дорогая. По работе.

Он поцеловал ее в макушку, она скользнула в дом. Девочка поехала за мамой. Док Роз закрыл калитку и, заметив книгу в моей руке, слегка кивнул:

– Не знаю, что Эйвери вам сказала, но она, видимо, неправильно меня поняла.

Я опять сглотнул, избавившись от чувства вины и желания извиниться за непрошеное вторжение.

– А как она должна все это понимать, док? – спросил я, изо всех сил сжимая книгу, чтобы не врезать ему по самодовольной физиономии.

– Эйвери – хорошая девушка. Милая и еще очень молодая. Она видит во мне что-то особенное, а не просто человека, который нянчится с больными.

– Вы что, хотите, чтобы я вас пожалел? Имейте совесть! Да о такой жизни, как у вас, большинство только мечтает!

Он усмехнулся и покачал головой. Я знал: такие типы, как он, не ждут препятствий на своем пути, но жизнь – жестокая штука, и никогда не угадаешь, откуда нагрянет подвох. Мне это было известно не понаслышке. Плохое иногда случается с хорошими людьми. Бог может нацелить лупу на самого большого из своих муравьев, только чтобы посмотреть, как он корчится.

– Не всегда легко смотреть на вещи оптимистично.

– У вас жена, дети, дом и шестизначная зарплата. Чего еще вы хотите? – спросил я, постаравшись не повысить голос. Доктор посмотрел мне в глаза, и я приосанился. – Не трогайте Эйвери!

– Вы мне угрожаете? – ухмыльнулся он.

– Нет. Потому что с двумя переломанными руками вы будете плохим врачом, – сказал я и, ткнув его книгой в грудь, добавил: – Да, черт возьми, я вам угрожаю.

Еще секунду мы смотрели друг другу в глаза, потом я развернулся и быстро зашагал к машине. Чтобы не потерять рассудок, мне нужно было срочно увидеть Эйвери.

С клена перед домом слетел золотистый лист и упал мне на ботинок. Я поплотнее завернулась в форменный жакет и стала ждать, когда появится машина Джоша. Он закинул меня домой после работы и сказал, что скоро вернется, но его не было уже полчаса.

Начинало темнеть. На нашем крыльце зажгли фонари из тыкв, с деревьев вдоль тротуара свисали пластиковые привидения. На западе собирались вечерние тучи, ветер становился холоднее. Наступал Хеллоуин – один из моих любимых праздников. Но осень в том году была какая-то не такая. Я сама толком не понимала, в чем дело, но в этот раз прохладный воздух и жутковатые украшения не помогли мне избавиться от ощущения, будто время от меня ускользает.

Передо мной остановилась старая машина. Посигналила. На вид она была сильная и злая, салатного цвета с толстой черной полосой на боку – такая яркая, что почти светилась. Вряд ли кто-нибудь мог бы в нее случайно въехать, как в мою «тойоту».

Джош заглушил двигатель и выскочил из салона, улыбаясь от уха до уха:

– Бегает!

Похлопав ладонью черный капот, он вскочил на тротуар, притиснул меня к себе и окинул четырехколесную зверюгу взглядом гордого родителя.

– Классная, – сказала я.

Джош заглянул мне в лицо и нахмурился. Когда я увидела две черточки между его бровей, у меня, как всегда, слегка закружилась голова. В ту пору наших отношений каждая мелочь, которую он делал, казалась мне волшебством и придраться, как правило, было совершенно не к чему. Но сейчас он почему-то смотрел на меня так, будто я отняла у него последнюю любимую печенюшку.

– Классная, и все? Эйвери, она твоя! С меня сто потов сошло, пока я ее для тебя ремонтировал.

– Это мне? – удивилась я.

– Не понимаю, откуда недоверие в голосе, – сказал Джош, все еще хмурясь.

Я подняла руку и разгладила морщинки, которые так любила:

– Ты показывал мне развалюху цвета авокадо. А это – сияющая… хм… Кстати, что это?

– Это, моя недогадливая, но обожаемая леди, – светло-зеленый «додж челленджер» семидесятого года. По-моему, это получше цвета детской неожиданности, в который был выкрашен твой расплющенный «приус». Осталось только придумать красавице имя.

– Но это… это слишком.

Джош взял мое лицо в ладони и поцеловал меня в лоб:

– Любимая! Договорная плата в три девяносто девять плюс безвозмездный труд твоего супермастеровитого бойфренда – и офигенный блестящий «додж» твой.