Этот прекрасный сон - Тереза Маммерт

– Деб, как тебя терпят люди, не работающие медсестрами? По-моему, твое общество может выдержать только тот, кто способен одной рукой убирать говно, а другой держать блевотный пакетик.

– Так ты это умеешь, – ответила она, кусая чизбургер.

Я закатила глаза и швырнула в нее упаковку соевого соуса:

– Все, ухожу.

– Перерыв еще не закончился! – прокричала Деб мне вслед.

Покинув комнату отдыха, я прошла по коридору и нажала на кнопку лифта. Он открылся. В кабине мне составил компанию нервный папаша с новехоньким детским автомобильным креслицем в руках.

– Забираете малыша домой? – спросила я.

– Ага, – широко улыбнулся он.

Я посмотрела на креслице: оно было бежево-коричневое. По расцветке пол ребенка не угадаешь.

– Мальчик или девочка?

– Девочка, – сказал он, не переставая улыбаться.

– Поздравляю.

Лифт подъехал к родильному отделению и раскрыл двери. Я пропустила счастливого папашу вперед, потом вышла сама и остановилась у широких окон палаты новорожденных. Больше половины кроваток было занято.

В коридоре показался яркий халат медсестры Джорджии. Ее темно-русый конский хвостик растрепался, покрасневшие глаза смотрели устало.

– У вас почти аншлаг? – спросила я.

– Это еще что! – произнесла она так, как говорят на берегах Миссисипи. – Сегодня полнолуние. Заскучаешь в неотложке – приходи сюда. Я покажу тебе настоящую запару.

Я усмехнулась. Она подмигнула мне и, шурша халатом, направилась в родильную палату.

– Милые, правда? – вдруг раздался у меня за спиной голос доктора Розенберга. – Я часто сюда прихожу, чтобы сосредоточиться и получить положительный заряд.

– А я просто спасаюсь от Деб, – пошутила я.

Он рассмеялся:

– Что-то вас в последнее время не видно в баре. Заняты, наверное?

– Занята, – сказала я, с улыбкой глядя через стекло.

Малыши и правда были милые, но думала я не о них, а о Джоше.

Вдруг я посерьезнела и подняла глаза на доктора:

– А вы теперь завсегдатай «Дыры на углу»? Давно?

– С тех пор, как стал реже вас видеть.

Я улыбнулась, приподняв краешки плотно сжатых губ:

– Да. Вечерами я действительно занята.

– И как успехи?

Я не хотела вздыхать, но вздохнула. Меня прорвало, и я не смогла остановиться даже тогда, когда вежливое лицо доктора озадаченно вытянулось.

– Ну что ж, отлично, – сказал он так, как разговаривал с Деб и другими медсестрами, если они пытались с ним поболтать. – Желаю вам всяческого счастья.

– Всяческого счастья? – повторила я с нескрываемым отвращением.

В глазах Розенберга снова мелькнула искра.

– Я это к тому, что вы не воспользовались моим советом, а значит, вряд ли будете помнить о нем в дальнейшем.

– Вы о чем? О каком совете?

– О совете держаться подальше от Джоша Эйвери. Общение с ним не сулит вам ничего хорошего. – Оглядевшись по сторонам, доктор ласково взял меня за руку и завел за угол: – Все-таки позвольте мне сказать. Ведь раньше мы были друзьями.

– Разве?

– Я думал, что да. – Он как будто обиделся.

Розенберг дотронулся кончиками пальцев до моего лица. Я отстранилась и посмотрела вокруг: в десяти футах от нас стоял Джош. В его глазах горела убийственная ярость. Я, вздрогнув, попятилась:

– Вы видели, что он здесь!

– Конечно нет, – сказал доктор Розенберг. – Здравствуйте, Джош.

Тот ответил кивком. Доктор буркнул: «Извините, мне пора» – и направился к лифту. Когда Джош подошел, я ткнула пальцем туда, где секундой раньше стоял Розенберг:

– Ничего не было. Доктор действительно вел себя странно, но я не… – Подбирая слова, я заметила, что Джош сжал зубы. – Я догадываюсь, как это выглядело со стороны.

– Ну и как же? – процедил он наконец, с трудом сдерживаясь, чтобы не взорваться.

– Понимаю, ты сердишься. Но я на работе, а Розенберг мой начальник.

Джош сунул руки в карманы и пожал плечами:

– Эйвери, что, черт возьми, это значит?

– Не надо повышать на меня голос! – прошипела я, подавшись к нему, и попыталась уйти, но он поймал меня за руку.

Я повертела головой, проверяя, не было ли у этой сцены свидетелей, и снова посмотрела на Джоша:

– Пусти меня, пока нас кто-нибудь не увидел.

– Ты по-прежнему влюблена в него?

Я разинула рот:

– Никогда я не была в него влюблена! Он женат. За кого ты меня принимаешь?

Джош нахмурился:

– Хватит, малыш, открой наконец глаза: он тебя хочет.

Я опять огляделась, прежде чем ответить:

– А даже если так, что с того? Раз красавец-доктор, от которого без ума все медсестры, мной заинтересовался, я, по-твоему, должна немедленно брякнуться на спину? Зря ты так мало мне доверяешь, Джош. Если я на тебя запала, это еще не значит, что я наивная дурочка.

Он заморгал, не зная, чувствовать себя польщенным или обиженным:

– Как это понимать?

– Понимай, как хочешь. Мой перерыв закончился.

– Я провожу тебя вниз.

– Там ты можешь столкнуться с доктором Розенбергом, а тебе, пожалуй, лучше держаться от него подальше.

– Для него это точно будет лучше, он возражать не станет.

– Нравится тебе или нет, но я с ним работаю. Научись мне доверять.

– Тебе-то я доверяю, а вот ему – нет.

– Джош, – сказала я предостерегающе, – я люблю свою работу. А ты, если не можешь отбросить эмоции, лучше не приближайся к доктору Розенбергу, не создавай мне проблем.

Явно не сумев его убедить, я направилась к лифту. Через несколько секунд Джош обернулся и окликнул меня, но двери уже начали закрываться.

По пути на работу я чувствовал себя так, будто под кожей кто-то ползает. Нужно было сходить в спортзал, чтобы освободить голову, но времени не хватало. Пропустить дежурство я не мог, а свободные часы казались спущенными в унитаз, если я проводил их не с Эйвери. Бессонные ночи и утренние дежурства грозили меня доконать, но я на это плевал.

После того как мы поговорили о моей сестренке, на душе стало тяжело. Эйвери не закричала и не убежала от меня, но я увидел боль в ее глазах, когда сказал, что несчастье произошло по моей вине. Не знаю, почему она осталась со мной и как меня терпела. Может, причиной был алкоголь. Тогда следовало ожидать, что сегодня Эйвери одумается.