Моя бабушка - Лермонтов - Маша Трауб

Главврач больницы, Тамерлан Аланович, был давним другом бабушки. Именно он организовал кремацию Тимура. С бабушкой он был знаком еще по полевому госпиталю, и когда увидел фамилию мамы и название газеты в удостоверении, ему самому понадобилась медицинская помощь. Тамерлан, Тамик для бабушки, положил под язык таблетку валидола и велел медсестрам сделать все, что сказала нищенка. Состав капельницы ему показался идеальным, фронтовым. О таком составе знали только военные хирурги, и то не все, а лучшие.

Молоденькая медсестра пыталась вставить в вену больной катетер. Вены у моей мамы тонкие, и медсестра никак не попадала. Нищенка взяла бутылку со спиртом, быстро вымыла руки над раковиной, вырвала у медсестры иглу и поставила катетер. Подкрутила капельницу. Твердые, профессиональные жесты. Тамик, раскрыв рот, следил за ее действиями. Это был высший пилотаж. Явно медсестра экстренной хирургии.

– Вы кто? – спросил он, сглотнув слюну.

– Ляля. Меня все звали Ляля.

– Почему вы побираетесь?

Ляля пожала плечами.

– У кого вы служили?

– Он умер. Застрелился, – Ляля назвала фамилию гениального военного хирурга, который пустил себе пулю в висок, когда на операционном столе умерла его жена.

Дальше началась фантасмагория. Тамерлан велел Ляле помыться и ассистировать ему на операции. Остальные медсестры стояли столбами. Ляля подавала инструменты еще до того, как об этом ее просил главврач. Бабушке позвонили в редакцию, она приехала уже к вечеру. Мама лежала под капельницей и была уже не такой бледной, даже слегка розовой. Потом они втроем – Ляля, Тамик и бабушка – пили коньяк. Тамерлан плакал и просил прощения у Ляли за то, что столько времени ходил мимо и практически не замечал ее на ступенях больницы.

– Почему ты мне сразу не сказала, кто ты? – причитал Тамик, наконец получив в свое отделение лучшую медсестру, о которой не смел и мечтать. Новенькие, молоденькие, они не такие.

– Не знаю, – честно отвечала Ляля, – стыдно было напрашиваться.

– А сидеть на ступенях не стыдно? – кипятился главврач. – Профессию терять не стыдно?

Бабушка была на стороне Тамерлана. Она тоже считала, что предавать профессию – самый ужасный грех в жизни. Непростительное предательство. Особенно если есть хоть капля таланта. Они дружно осудили Лялю, перевезли ее в общежитие для сотрудников больницы и велели завтра в восемь утра быть в операционной.

Репортаж опять не получился. Ольге запретили сдавать кровь.

Кстати, позже мама все-таки стала почетным донором. У нее был значок и грамота. Кровь она сдавала не по зову сердца, а тогда, когда ей требовался отгул. Если я, маленькая, болела, а сидеть со мной было некому. Если требовались льготные путевки на море – опять же ради меня, родившейся недоношенной. Мама шла и сдавала кровь. Потом сама чуть не умирала. У нее редкая группа крови, можно сказать, уникальная. У меня тоже редкая группа, и мне тоже запретили ее сдавать по медицинским показаниям.

У бабушки как у главного редактора газеты были и другие обязанности – прием уважаемых лиц всего района и освещение важных событий районного масштаба. Среди очень важных событий значились юбилеи двоюродного дяди сестры начальника милиции, поздравления с началом нового театрального сезона главной Дездемоны главного и единственного театра села (которая также отмечала полувековой юбилей), поступление в столичный вуз старшего внука директора сельпо и прочие достижения жителей. Если в газете появлялась пусть даже крошечная заметка, ее показывали на торжественном мероприятии всем гостям, после чего хранили в семейном архиве.

Однако главное место на полосе занимали объявления о поминках – в такой-то день, в таком-то доме. В районе однофамильцев было не просто много, а очень много. Объявления выходили в четверг, а уже в пятницу в редакции разрывался телефон. Раньше объявления выходили по пятницам, но день бабушке пришлось изменить, чтобы звонившие могли дозвониться, а не ехали в село в субботу и не искали главного редактора по всем адресам.

Родственники или те, кто считал себя родственниками, а также знакомые и близкие друзья семьи звонили в газету узнать: неужели скончался Теймураз? Только ведь вчера его видели! А если не Теймураз, дай бог ему кавказского долголетия, тогда кто из представителей фамилии?

В редакции на телефоне сидела бессменная секретарша Офелия. Бабушка звала ее Офа. Она плохо печатала, делала миллион ошибок, но у нее нашлось одно бесценное качество – она оказалась просто кладезем информации про всех жителей села в четырех поколениях. И что удивительно – все прекрасно помнила без всяких записей. Бабушка бы давно ее уволила, если бы не пятничные звонки. Офа знала про людей больше, чем ЗАГС, больше, чем роддом, иногда даже больше, чем родная мать про собственного ребенка, и могла пересказать любую сплетню в районном масштабе – хоть старую, хоть новую. И секретарша умела говорить по телефону так, будто сидела во дворе и пила кофе. Только Офа умела успокоить взволнованных родственников по линии «седьмая вода на киселе».

– Да нет, это не ваш Теймураз, пусть он будет здоров! Это другой. Нет, он вам не родственник! – кричала Офа в телефонную трубку. – Если бы он был вам родственник, то я бы первая знала! Нет, он не был женат на троюродной сестре вашего двоюродного дяди. Откуда я знаю? Оттуда, что уважаемый Теймураз был женат на моей тете! И вы думаете, я плохо знаю своего дядю?

– Ох, тетя Мзия, перестаньте кричать, или вы не желаете мне здоровья? Нет, в газете не ошиблись. Точно вам говорю. Да, своими глазами видела. Нет, я не слепая, но если вы не перестанете кричать, то стану глухой. Нет, умер не тот Алик, про которого вы думаете и которого не любите, потому что он женился не на вас, а на Кристине. Да, ваш Алик жив-здоров и все еще женат на Кристине. Это другой Алик. Да, я не хотела вас расстраивать. Если умрет ваш Алик, я первая вам позвоню и обрадую. Что передать Кристине? Нет, в газете это нельзя напечатать. Вы сами можете ей это сказать – выйдите в свой огород и крикните через забор. Да, я знаю, что вы так делаете каждый день. Тетя Мзия, мне нужно работать.

– Здравствуйте, дядя Алик. Я знаю, что вы не умерли. Да, знаю, что тетя Мзия уже всем рассказала, что это вы умерли. Нет, мы не можем опубликовать опровержение. Почему? Потому что вы сами опровержение. Пока шли до почты, вас все видели. Не верят? Так идите домой, и пусть все еще раз вас увидят. Да, долгих вам лет жизни. Что? Кристина хочет что-то спросить? Носить ли ей траур? Нет, вы же живы. Что, ей идет черное и у нее новое платье? Пусть подождет немного, кто-нибудь умрет, и она наденет свое платье. Откуда я знаю, что скоро похороны? Мне положено знать. Я же в газете работаю. Кто именно умрет? Надо родственников предупредить? Нет, не надо никого расстраивать раньше времени. Нет, даже по секрету не скажу.

– Эльдар, ты-то что звонишь? Нет, это не твой родственник. Да, он княжеского рода, а ты нет. Кого ты хочешь обмануть? Он однофамилец. Да, так бывает. Нет, он не приходится тебе дядей. И тетей тоже не приходится. Успокойся уже! Посмотри на себя, какой из тебя князь!