Любовники. Плоть - Филип Хосе Фармер

Наружность кувыркуна свидетельствовала о том, что он, возможно, тоже побывал в драке. Плащ не только был разорван на спине сверху вниз, но и густо усеян пятнами засохшей зеленой крови. Голова его находилась где-то в районе подмышки, и землянин с трудом разбирал, что он лопочет.

Порнсен потянул его за рукав.

– Давай, Ярроу, пошли. Ничего с ним не случится. Одним пьяным жуком больше или меньше, какая разница?

– Шиб, – согласился Хэл упавшим голосом, отпустил руку и двинулся вперед. Порнсен сделал шаг – и налетел на внезапно остановившегося Хэла.

– Что тормозишь, Ярроу?

В голосе гаппта мелькнула тревожная нота – и вдруг он заверещал в смертной муке.

Хэл обернулся лицом к той мрачной действительности, которая мелькнула у него в мозгу и заставила замереть на середине шага. Когда он тронул кувыркуна за руку, под пальцами вместо теплой кожи оказался холодный и твердый хитин. Несколько секунд вопиющее значение этого факта с трудом пробивалось через грубую сеть мозговых извилин, а потом он вспомнил разговор с Фобо по дороге в таверну, и то, зачем Фобо взял с собой рапиру. Хэл повернулся предупредить Порнсена – но было слишком поздно.

Гаппт прижимал обе руки к глазам, истошно визжа. Здоровенная тварь, отлепившись от столба, надвигалась на Хэла, и с каждым шагом ее туша, казалось, увеличивалась в объеме. Мешок поперек груди быстро раздувался, пока не стал похож на пульсирующий серый воздушный шар, и процесс этот сопровождался визжащим звуком. Мерзкая насекомообразная морда с двумя рудиментарными ручонками по краям пасти и трубчатым хоботком под ним смотрела на Хэла. Этот хоботок Хэл и спутал с носом кувыркуна. На самом деле эта тварь наверняка дышит через трахеи и два разреза под своими огромными глазами. В обычном состоянии дыхание вылетало бы из щелей с громким шумом, но сейчас было приглушено, чтобы не спугнуть жертв.

Хэл заорал от испуга. Одновременно он схватил свой плащ и вскинул его перед лицом. Возможно, для защиты было достаточно одной лишь маски, но рисковать он не собирался.

Тыльную сторону ладони будто пламенем обожгло. Он взвизгнул от боли, но отважно бросился вперед. Не успела эта тварь вдохнуть воздух, чтобы снова раздуть мешок и выбросить кислоту через трубку, как Хэл боднул ее головой в брюхо.

Тварь ухнула, опрокинулась на спину, задергала ногами в воздухе, как здоровенный ядовитый жук – впрочем, так оно и было. Потом тварь пришла в себя, перевернулась и попыталась подняться, но Хэл с размаха ударил ногой. Кожаный башмак легко пробил хрустнувший хитин.

Хэл выдернул ногу. Выступила кровь, темная в свете фонаря, и Хэл ударил снова, метя в пробоину. Тварь заорала и попыталась уползти на четвереньках. Землянин прыгнул на нее обеими ногами и распластал на цементе. Поставил каблук на тонкую шею и надавил изо всех сил. Шея хрустнула, тварь неподвижно застыла. Нижняя челюсть отвалилась, показав два ряда мелких игольчатых зубов. Рудиментарные ручонки по краям пасти слабо шевелились еще какое-то время, потом безжизненно повисли.

Хэл дышал тяжело, мучительно, никак не мог набрать достаточно воздуху.

Внутренности содрогались и будто рвались наружу через горло… пробились, – и Хэл согнулся в приступе рвотного спазма.

И сразу протрезвел.

Порнсен уже перестал кричать, лежал на боку возле канавы, поджав ноги словно спящий. Хэл повернул его к себе и вздрогнул, увидев лицо гаппта. Глаза частично выжгло, губы посерели от огромных безобразных волдырей. Язык, вывалившийся изо рта, распух и болтался серым клочком. Видимо, часть яда Порнсен все же проглотил.

Хэл выпрямился, отошел. Утром мертвое тело найдут патрульные кувыркунов и передадут землянам. Пусть иерархия занимается расследованием. Порнсен мертв, и Ярроу признался себе в том, в чем не позволял себе до сих пор признаться: он ненавидел гаппта. И рад, что тот мертв. Да, его смерть оказалась ужасной, так что с того? Гаппт страдал недолго, а Хэла заставлял страдать почти тридцать лет.

Сзади раздался тихий звук, и он резко обернулся.

– Фобо?

Послышался стон, за ним – искаженные болью невнятные слова.

– Порнсен? Не может быть… ты же мертв!

Но Порнсен был жив. Он покачивался, вытянув перед собой руки, осторожно шагал наощупь.

На миг Хэла охватила такая паника, что он чуть было не сбежал, но усилием воли взял себя в руки.

Если кувыркуны найдут Порнсена, то отдадут врачам с «Гавриила». Врачи вставят ему новые глаза из банка органов, накачают регенеративами, и через пару недель у него снова отрастет язык. И он заговорит. О Предтеча, как же он заговорит!

Две недели? Да ладно. Прямо сейчас! Писать-то ему ничто не мешает.

Стоны Порнсена были вызваны физической болью, а Хэл застонал от боли душевной.

Оставалось только одно.

Он подошел к Порнсену, схватил его за руку. Гаппт вздрогнул и что-то прошептал.

– Это я, Хэл, – сказал Ярроу.

Порнсен свободной рукой полез в карман и достал блокнот и ручку. Хэл отпустил его руку. Порнсен написал что-то и протянул блокнот Хэлу.

При свете луны запись отчетливо чернела на белоснежном листке – буквы прыгали, но даже ослепший, Порнсен писал разборчиво.

Хэл потрепал Порнсена по плечу и сказал:

– Бери меня за руку, отче.

Тут он услышал шум – группа громогласных кувыркунов направлялась в его сторону.

Он потащил Порнсена в ближайший парк, старательно обводя спотыкающегося слепца вокруг кустов и деревьев. Ярдов через сто они наткнулись на особенно густую поросль, и Хэл вынужденно остановился. Из глубины рощи доносились незнакомые звуки – щелчки и гудение.

Выглянув из-за дерева, он увидел источник этого шума. В ярком свете луны чернел труп кувыркуна – точнее, то, что от него осталось. Верхняя часть была обглодана до костей. Вокруг нее и на ней кишело множество серебристо-белых насекомых, похожих на муравьев, только огромных – не меньше фута. Гудение неслось из их воздушных мешков, а щелкали жвала, обрабатывающие труп.

Хэл думал, что отсюда его не видно, но насекомые каким-то образом обнаружили его присутствие и внезапно исчезли в тенях деревьев на другом краю рощи.

Хэл сомневался, выходить ли ему на открытое пространство, но решил, что это обычные падальщики и живому, здоровому существу они не опасны. Вероятно, кувыркун был пьян, упал, потерял сознание и потому достался муравьям.

Он подвел Порнсена к трупу и осмотрел останки. Ему впервые представился шанс изучить скелет аборигена. Позвоночный столб кувыркуна располагался ближе к передней части туловища. Основанием ему служил таз странной формы. Он поднимался, изгибаясь, точь-в-точь как позвоночник человека. Но два мешка пищеварительного тракта лежали с обеих сторон от позвоночника, впереди подвздошных костей, и образовывали живот с большой полостью в середине. У живого кувыркуна эта полость была не видна благодаря туго натянутой на ней коже.