Любовники. Плоть - Филип Хосе Фармер

Абаса провела Хэла к концу коридора, открыла дверь и сказала:

– Фобо, милый! Тут к нам явился сам Хэл Ярроу, Безносый!

Хэл улыбнулся. В первый раз, услышав в свой адрес такое, он почувствовал обиду. Но потом понял, что кувыркуны не имеют в виду ничего оскорбительного.

Фобо, одетый лишь в алый килт, вышел к двери. Хэл – наверное, в сотый уже раз – не смог удержаться от мысли, как странно выглядит туловище озановца, с грудью без сосков и причудливой конструкцией лопаток, присоединенных к вентральному столбу. (Следовало ли называть его «брюшным хребтом» по аналогии со спинным хребтом землян?)

– Счастлив тебя видеть, Хэл, – сказал Фобо по-сиддски и легко перешел на американский: – Шалом! Какой счастливый случай привел тебя сюда? Садись. Я предложил бы тебе выпить, да нечего.

По-видимому, отчаяние отразилось на лице Хэла незаметно для него самого, потому что взгляд Фобо стал серьезным.

– Что-нибудь случилось?

Хэл решил не терять времени.

– Да. Где я могу приобрести кварту какой-нибудь выпивки?

– Хочешь выпить? Шиб. Я пойду с тобой. Ближайшая таверна – просто отвратное место, у тебя будет шанс близко познакомиться с той стороной сиддского общества, о которой ты наверняка почти ничего не знаешь.

Кувыркун сунулся в шкаф и достал целую охапку одежды. Обернул широкий кожаный пояс вокруг толстого живота, пристегнул к нему ножны с короткой рапирой. Потом заткнул за пояс пистолет. На плечи накинул длинный ярко-зеленый плащ с многочисленными черными оборками. На голову водрузил темно-зеленую тюбетейку с двумя искусственными антеннами – символ клана Кузнечика. В стародавние времена для кувыркуна, принадлежавшего к этому клану, было крайне важно постоянно носить его. Сейчас система кланов отошла в прошлое в смысле социальной роли, хотя в политике все еще интенсивно использовалась.

– Мне нужна выпивка, алкогольный напиток, – сказал Фобо. – Понимаешь, я как профессиональный эмпат имею дело с многочисленными случаями, больно бьющими по нервам. Провожу психотерапию невротиков и психотиков, влезаю в их шкуру, ощущаю их эмоции. А затем мучительно выбираюсь из этой самой шкуры и окидываю их проблемы объективным взглядом. Используя вот это, – он похлопал себя по голове, – и вот это, – щелкнул по носу, – я становлюсь своим пациентом, потом опять собой, и вот так, переходя туда-сюда, даю им возможность себя вылечить.

Хэл знал – щелкая себя по носу, Фобо имел в виду две крайне чувствительные антенны внутри похожего на ракету хоботка, обладавшего чудесной способностью различать вид и интенсивность эмоций пациента. Запах пота кувыркуна говорил гораздо больше, чем выражение его лица.

Фобо прошел вместе с Хэлом в большую комнату, сказал Абасе, что уходит, и нежно потерся с ней носами.

Потом дал Хэлу маску, выполненную в форме головы кувыркуна, и надел свою собственную. Хэл не стал спрашивать, зачем – он знал, что в Сиддо принято носить ночные маски. У них была и сугубо утилитарная цель – защита от множества кусачих насекомых. А социальные функции масок Фобо объяснял так:

– Мы, сиддяне высших классов, надеваем их, когда идем – какое есть американское выражение?

– Шляться по трущобам? – предположил Хэл. – Когда представители высших классов навещают районы, населенные всякой шушерой, ради развлечения?

– Да, шляться по трущобам, – повторил Фобо. – Обычно я не надеваю маску, отправляясь в какое-нибудь заведение для простонародья – я ведь иду туда смеяться вместе с людьми, а не над ними. Но сегодня, поскольку ты у нас – прошу прощения за такие слова – безносый, – я буду чувствовать себя увереннее, если ты нацепишь маску.

Выйдя из здания, Хэл спросил:

– А для чего тебе пистолет и шпага?

– Вообще-то в этом – захолустье, да? – не очень опасно, но осторожность не помешает. Помнишь, что я говорил тебе в развалинах? Насекомые на моей планете развились и специализировались куда как сильнее, чем в твоем мире, судя по тому, что ты мне рассказывал. Ты знаешь о паразитах, мимикрирующих под муравьев, которые заражают их колонии? Жуки, похожие на муравьев, живущие за их счет благодаря этому сходству? Муравьи-пигмеи и прочие твари, что гнездятся в стенках колоний и охотятся на молодь и яйца?

– У нас тоже есть подобные существа, но охотятся они на нас. Эти опасные твари скрываются в канавах или подвалах, в трещинах и дырах почвы, а ночью расползаются по всему городу. Вот почему мы не выпускаем детей после темноты. Улицы хорошо освещены и регулярно патрулируются, но между ними много поросших лесом кварталов.

Они прошли через парк по тропе, освещенной газовыми лампами на высоких столбах. В Сиддо постепенно переходили к электрификации, и районы, осиянные мутноватым газом, соседствовали с районами, облагодетельствованными электричеством. Выходя из парка на широкую улицу, Хэл видел иные свидетельства озановской культуры – бок о бок соседствовали старинные и наимоднейшие вещи. Тележки, увлекаемые копытными животными, принадлежащими к тому же биологическому типу, что и Фобо, – и паровые экипажи. Животные и экипажи двигались по дороге, покрытой жесткой низкорослой травой, успешно отражавшей все попытки превратить ее в истоптанный коврик.

Дома отстояли друг от друга на значительное расстояние – приходилось все время напоминать себе, что находишься в городе, причем в столичном. «Плохо», – подумал Хэл. Сейчас у кувыркунов более чем достаточно земельных участков, но рост населения делает неизбежным заполнение этой площади домами и зданиями. Пройдет время, и на Озанове будет так же тесно, как на Земле.

Привыкший во всем доходить до логической точки, он тут же поправился: да, тесно, но не от кувыркунов. Если «Гавриил» выполнит свое предназначение, туземцев сменят люди Гавайского Союза.

Эта мысль больно кольнула, и за нею пришла другая – конечно, нереалистичная – что такое событие было бы до омерзения неправильным. Какое право имеют пришельцы с другой планеты вот так заявиться сюда и безжалостно перебить местных обитателей?

Есть у нас такое право, ибо так сказал Предтеча.

А так ли это?

– Здесь, – сказал Фобо, показав на здание впереди. Трехэтажное, чем-то напоминающее по форме зиккурат, и арки изгибались от верхних этажей до земли. На трех из них были ступени, по которым ходили жильцы верхних этажей. Как и во многих старых зданиях Сиддо, здесь не было внутренних лестниц, и жильцы входили к себе в квартиры прямо с улицы.

Однако таверна на первом этаже, хотя и казалась достаточно древней, над дверью вывесила ослепительную электрическую вывеску.

– «Счастливая долина Дьюрока», – перевел Фобо иероглифы.

Бар располагался в цокольном этаже. Хэл чуть замешкался, вздрогнув от явственного запаха алкогольных паров, потом взошел по ступеням вслед за кувыркуном. У входа остановился.

Тяжелые алкогольные пары смешивались с громкими тактами непривычной музыки и еще более громкими разговорами. Кувыркуны набились битком за шестиугольные столы и склонялись над большими оловянными кружками, крича и визжа в лицо друг другу. Кто-то беспорядочно замахал руками, опрокинул кружку. Тут же подскочила официантка с полотенцем, быстренько все прибрала. Когда она нагнулась, ее звучно шлепнул веселый зеленомордый и очень толстый кувыркун. Сидящая рядом компания разразилась хохотом, широко раздвинув губы-«птички». Официантка тоже рассмеялась и сказала толстяку что-то явно остроумное, потому что все соседние столы грохнули смехом.