Знак И-на - Татьяна Веденская

— Да, я слышал.

— Да, он всего себя посвятил дочери. Другой бы через год в дом другую привел, но не Андрей. Такой хороший был человек, какая потеря! — Никитина снова всхлипнула и откусила от бутерброда.

— А Алиса? — спросил Иван.

— Что — Алиса? — переспросила она.

— Что с нею было? — уточнил Третьяков, и Никитина кивнула.

— Ой, говорю вам, трагедия. Алиса же сидела на заднем сиденье, прямо за Светочкой, понимаете? Машину от удара всю перекорежило. Андрей был без сознания, а Алису зажало в машине. А у нее и нога была сломана, и бедро, и вообще, ее потом, считай, еще год по кусочкам собирали. Просидела в машине почти час, пока ее оттуда вынули. Так и не забыла, бедная девочка, хотя ведь была совсем крохой. Но помнит. До сих пор хромает.

— И не переносит поездок на автомобилях, да? — сказал Иван с неожиданной злостью. Екатерина Эльдаровна растерянно кивнула.

— Не только на автомобилях. Говорю вам, даже на лифтах не ездит… по возможности. Но автомобили — это для нее прямо табу. Ой, Олечка! — Женщина повернула голову и помахала рукой симпатичной светловолосой женщине в ярко-синей офицерской форме. Майор юстиции.

— Это ваша дочка? — присвистнут Иван. — Ничего себе!

— Да, это моя дочка! — гордо добавила Никитина, подзывая к себе молодую светловолосую женщину. — Олечка, ты к Алисе подошла?

Никитина-младшая грустно улыбнулась и кивнула матери. Екатерина Эльдаровна представила их друг другу. Иван — Ольга. Ольга — Иван… Простите, забыла вашу фамилию… Да-да, Третьяков. Представляешь, Оля, он работал с Андрюшей. Да, очень приятно. Да, трагедия. Не умещается в голове. Как вам Италия в это время года? Я? Нет, никогда не был. Лыжи с детства ненавижу, еще со школы.

Третьяков механически кивал, отвечал и смеялся в ответ — негромко, в рамках приличий, он пожимал руки, сочувственно хлопал людей по плечам, а сам вспоминал, как Алиса Морозова сидела в его машине всю дорогу до Твери, словно парализованная, и почти не дышала. Вела себя подозрительно, значит? Дурак ты, Третьяков.

— То, что она в детстве попала в аварию, вовсе не означает, что она невиновна! — стукнул кулаком по столу подполковник Мануйлов. — Ты хоть понимаешь, что у нас никаких других версий нет? Надо мной люди из Следственного комитета так и висят — с топором, того и гляди, голову отрубят, к чертовой матери.

— Прямо по Достоевскому! — усмехнулся Толя Бахтин.

— Только я тебе, Бахтин, не старуха-процентщица. Нужны нормальные версии, понимаешь? Дело же громкое!

— В этом-то и проблема, что нет никаких других версий, — пробубнил себе под нос Третьяков. — Расшифровка ноутбука Морозова показала, что он там держал личную переписку, фотографии дочери и прочие личные фотографии, видео всякие… я извиняюсь, в том числе не самого пристойного характера. Но ничего такого, все в рамках нормы.

— Расскажите-ка мне про эту так называемую норму поподробнее, Третьяков, — сощурился Мануйлов, а Толик Бахтин хохотнул.

— Никаких изысков, обычное «девочка и мальчики» видео, да и немного.

— Норма, значит… — фыркнул Мануйлов. — Что еще?

— Еще то, что связь Алисы Морозовой с Шестобитовым не подтвердилась. Наблюдение за Морозовой и прослушивание тоже не дали никаких результатов.

— Так-таки никаких? Ну не верю я в безгрешных людей. Даже в юных студенток, — сощурился Мануйлов, которому очень не хотелось расставаться с перспективой закрыть дело.

— Морозова большую часть времени просидела дома, — отрапортовал Бахтин. — Звонила однокурсникам, также связывалась с Ольгой Олеговной Никитиной.

— Интересно, зачем?

— Ольга Никитина — дочь Екатерины Эльдаровны Никитиной, с которой Алиса Морозова хорошо знакома с самого детства.

— С Ольгой?

— Нет, с Екатериной Эльдаровной. Но Ольга Никитина работает в Следственном комитете, в связи с чем Морозова и решила к ней обратиться — по старой дружбе, как говорится. Пыталась узнать, нет ли у той доступа к статистике по всем убитым. А конкретно ее интересовала статистика по людям, отравленным флунитразепамом, — зло ответил Третьяков.

Мануйлов посмотрел на Бахтина, тот кивнул и развел руками.

— И что? Узнала?

— Никитина обещала ей посмотреть, затем позвонила следователю, сообщила о разговоре, запросила инструкции. А уж следователь позвонил мне. В общем, все, как обычно, вот только… — Третьяков поднял голову и посмотрел в глаза начальнику.

— Что — только?

— Вы же понимаете, что именно она пытается сделать?

— Почему это я должен понимать? Ничего я не хочу понимать, — закудахтал Мануйлов.

Третьяков отвел взгляд, и Мануйлов только тяжело вздохнул.

— Да ладно, не отводи глаза. Значит, девочка решила самостоятельно найти убийцу отца? Хочет восстановить справедливость? А тебе не приходило в голову, что, может быть, она притворяется? Ладно, Ваня, что там у вас по Шестобитову?

— Шестобитов Богдан Витальевич улетел из Москвы в Патайю еще двадцать шестого, до настоящего момента не вернулся. Данные на границе мы проверили, — сухо отрапортовал Толик.

— По сведениям главного бухгалтера фирмы Нелли Лапиной, он не планировал возвращаться раньше десятого, — добавил Иван. — Купил путевку на две недели. Сказал, что акклиматизация такая, что на меньший срок и ехать не хочет.

— Не люди, а сплошные «турысты»! — возмутился Мануйлов. Сел в кресло, перелистал материалы дела, покачал головой. — Значит, у нас нет никаких версий? Вы это мне хотите сказать? Такая у вас оперативная информация?

— Николай Степанович, я сейчас проверяю информацию по флунитразепаму… — переключился Иван. — У препарата несколько производителей, а также достаточное количество аналогов, таких, как рогинпол или гипнодорм. В больших объемах выпускается израильской компанией «Тева», но есть и другие производители. Правда, химический состав у них отличается от того, которым усыпили Морозова, поэтому их можно отбросить. Сам по себе препарат, конечно, рецептурный, применяется в лечении бессонницы, неврологических расстройств, шизофрении, однако сегодня его назначают крайне редко. Старую же форму, без запаха и цвета, в России практически невозможно найти. Как я уже говорил, ее производство было остановлено еще в середине девяностых.

— Но кто-то же как-то нашел и использовал! Складские остатки проверяли? — воскликнул Мануйлов.

Третьяков сделал паузу и кивнул.

— Проверяли. Нет никаких остатков, за столько лет все давно уничтожено и заменено. Но я вчера запросил данные по трупам, в крови которых обнаружены следы флунитразепама. Эта идея мне сразу показалась правильной, хоть ее предложила и дочь убитого. Сами же говорили, препарат редкий. Сегодня мне прислали данные из аналитического отдела. Вы совершенно правы, Николай Степанович. Именно так — кто-то как-то нашел и использовал.