Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста 1940-1945 - Вильгельм Липпих

Еще одну опасность представляли для нас русские пулеметы. Они использовали главным образом разрывные пули и поражали цель даже на расстоянии полутора километров. В отличие от орудийных выстрелов узнать местоположение врага или определить степень угрозы по свисту пулеметных пуль было невозможно. Если вы слышите свист пуль, пролетающих у вас над головой, то вы в безопасности. Если же не слышите, то вы ранены или убиты.

Обморожения или переохлаждения мы боялись так же, как и советского оружия. Скользя по снегу на лыжах между передовой и тылом, я постоянно находился в движении и не так сильно подвергал себя воздействию холода, однако все равно однажды не избежал обморожения. Вернувшись как-то раз в наш блиндаж, я понял, что не чувствую больших пальцев ног. Сняв обувь, я увидел, что мои ступни побелели от холода, а пальцы полностью утратили чувствительность.

Меня предупреждали не обрабатывать обмороженные места горячей водой, и я решил вместо горячей воспользоваться холодной. Выйдя наружу, я стал медленно поливать ноги холодной водой и массировать большие пальцы. Я испытал жуткую боль, однако спустя двадцать минут кровообращение постепенно вернулось. Менее удачливые солдаты теряли от морозов пальцы рук и ног. Я думаю о том, что опоздай я вернуться в тепло хотя бы на час, я лишился бы пальцев ног.

Однажды вечером, возвратившись из караула, я обнаружил, что в нашем блиндаже устроили вечеринку по поводу того, что к нам в гости заглянул наш давний товарищ из другой дивизии. Тут же был открыт запас коньяка.

Ко времени моего возвращения они успели опрокинуть каждый по шесть рюмок и потребовали, чтобы я выпил «штрафную». Пришлось подчиниться. Затем мы продолжили попойку, и я в конечном итоге здорово напился. На следующее утро все проснулись с сильной головной болью. Такова была расплата за кратковременное забытье во время боев.

Позиционная война

Ноябрь 1941 года — март 1942 года

Когда я служил корректировщиком огня, меня постоянно сопровождал солдат из взвода связи, потому что мое знание азбуки Морзе было крайне ограниченным. Он передавал по телеграфу сведения о местонахождении цели артиллерийским расчетам, располагавшимся примерно в миле от нашего блиндажа. Когда я выкрикивал «еще пять!», это означало, что следует подкорректировать цель и перенести ее на пять метров вперед. Из фразы «десять вправо!» следовало, что необходимо сдвинуть ее вправо на десять метров. Связист передавал эти мои поправки артиллеристам.

Если мы удерживали какую-нибудь позицию более одного дня, как это было в Урицке, то наша рота обычно устанавливала полевую телефонную линию, ведущую в мой блиндаж. Она была столь же надежна, как и телеграфная линия, и позволяла напрямую давать указания орудийным расчетам. Хотя у нас были радиопередатчики, мы редко пользовались ими из боязни быть перехваченными русскими связистами.

Перебираясь на новую позицию, я тщательно изучал местность по карте, чтобы определить направления возможной атаки советских войск. После этого я просил наших артиллеристов сделать пробный выстрел по координатам цели. Вторым выстрелом цель уточнялась окончательно. Затем я просил их назвать цель позицией «А» для более быстрой реакции при начале атаки. Назывались и другие позиции — «В», «С» и так далее. Иногда вместо букв использовались имена собственные.

Далее я произносил такую фразу: «Позиция «А», пять выстрелов, два орудия!» Когда враг стрелял один раз, мы понимали, что ведется такая же пристрелка цели. Вскоре вся ничейная земля превращалась в огромную смертоносную зону предварительной пристрелки.

Главная обязанность корректировщика огня, занявшего наблюдательный пост, — внимательно следить за всеми перемещениями противника и сообщить в подобном случае командиру роты. Он также должен по возможности быстро предупредить артиллеристов о готовности к бою.

В относительно активных боевых действиях, вроде тех, что разворачивались в Урицке, орудийному расчету требовалось всего две минуты, чтобы подготовить пушку и дать залп в том случае, если я не смог заранее предупредить их и сообщить координаты цели. Если бои носили прерывистый характер, артиллеристы чаще находились в своих блиндажах, чем возле орудий. В таких обстоятельствах время подготовки к выстрелу составляло четыре минуты. После начала обстрела или после получения предупреждения корректировщика снаряд попадал в цель примерно через тридцать секунд.

Во время атаки противника корректировщик огня должен одновременно выбирать количество и тип орудий и снарядов для правильного руководства огнем и быстрого и эффективного отражения атаки противника. Хотя во многом это вопрос военной науки, его действия в известной степени можно назвать и высоким искусством.

Во время продолжительных боев противники ведут плотный, но кратковременный заградительный огонь для уничтожения вражеских позиций. В отличие от Первой мировой войны, когда такой обстрел велся несколько дней или даже недель подряд, артиллерийские сражения на Восточном фронте велись снарядами меньшего калибра, которых использовалось в количественном отношении гораздо меньше. Обычно артобстрел продолжался не более двадцати минут, однако иногда мог длиться и целый час. В это время солдаты оставались в укрытии в окопах или блиндажах.

Как только начинался заградительный огонь по тылам противника, было очень важно занять оборону для отражения наступления вражеской пехоты. Чаще всего нам удавалось отбить атаки русских раньше, чем они успевали внедриться в наши оборонительные позиции. В некоторых случаях они достигали передовой и вынуждали нас отступить, однако мы быстро предпринимали контратаку силами резервов и отвоевывали свои прежние позиции. Благодаря прекрасным действиям нашей фронтовой разведки под Урицком, красноармейцы редко заставали нас врасплох.

За время позиционной войны на фронте под Ленинградом количество войск немцев и русских было примерно равным, хотя частям Красной Армии недоставало нашего опыта, подготовки и уровня руководства. Противники постоянно совершали многочисленные разведывательные вылазки и более продолжительные атаки боем для прощупывания оборонительных позиций друг друга, а также захвата «языков». Занимаясь корректировкой огня и постоянно бывая на передовой, я постоянно оставался начеку, зная, что являюсь лакомой добычей для русских фронтовых разведчиков.

Если я замечал бойцов Красной Армии на открытом пространстве, то немедленно сообщал об этом в тыл и пытался направить на них огонь наших орудий. Наши тяжелые орудия имели большое преимущество над пулеметами, которое заключалось в их дальнобойности. Одними пулеметами остановить натиск врага было невозможно, он мог подойти очень близко к нашим позициям.

Когда наши части проводили разведку боем, мы были готовы в любую секунду открыть огонь, чтобы прикрыть их возможное отступление. Помимо прощупывания мощи советской обороны и захвата пленных, такие вылазки позволяли определить местонахождение артиллерийских орудий противника. При помощи подслушивающих устройств это делала специальная группа, дававшая нам возможность нанести мощный и точный удар по врагу.

Вскоре после Рождества Шютте пожаловался мне, что ему надоела монотонная служба в составе орудийного расчета. Одной холодной ночью мы решили совершить вылазку на занесенную снегом ничейную землю. Вооруженный одним лишь автоматом МР-40 и килограммом динамита, Шютте сумел проскользнуть мимо советских часовых и подползти к вражескому блиндажу. Забросив динамит в амбразуру, он крикнул: «Получайте ваш хлеб!»