Женский приговор - Мария Воронова

Ирина попросила Бабкина больше не затруднять себя хлопотами об устройстве ее личной жизни и понадеялась, что он отстанет, но не тут-то было.

Помпрокурора стал в разы дружелюбнее и развязнее с нею. Заходя к Ирине на кофеек, он стал позволять себе игриво хлопать ее по спине и говорить, ухмыляясь: «спина гребца», или «мефистофелевский подбородок», и подмигивал Ирине, мол, ах, какой же идиот этот Полохов.

За внешним дружелюбием и открытостью скрывалось желание унизить ее и лишить веры в себя. Смотри, даже такое чучело, как Полохов, тебя не хочет, а я-то и подавно! Снисходительная дружба с великим мною – это все, на что ты можешь рассчитывать!

Вероятно, таким образом Бабкин мстил, что она сразу не ответила на его ухаживания.

Будь Ирина помоложе или хоть чуточку менее уверенной в своей красоте, тактика, может, и сработала бы, а так она просто сказала Бабкину, что близкие отношения между судьей и обвинителем не приветствуются, поэтому, как она ни дорожит их дружбой, что все же лучше ее оборвать.

У Ирины как раз начался роман с Валерием, и она обо всем забыла, а вот Бабкин, кажется, нет. Поэтому сейчас надо быть готовой, что он будет стремиться не только осудить Мостового, но и нагадить своей бывшей задушевной подруге.

Кирилл Мостовой не признал своей вины и отказался от адвоката, заявив, что «мой защитник – здравый смысл», но когда в качестве меры наказания предусмотрена смертная казнь, участие адвоката обязательно.

Таким образом Кириллу назначили Полохова, худший вариант, который можно только себе представить.

Какое-то время Ирина полагала, что он, может, профессионал приличный, и даже совсем неплохой парень будет, если немного похудеет, примет душ и погладит брюки, но стоило увидеть его в суде, иллюзии рассеялись. Полохов был, что называется, адвокат-49, то есть исполнял функции защитника по назначению государства, а не по приглашению подсудимого или его родственников.

Так начинают многие. Набирают опыта, показывают свои способности, свою преданность интересам клиента и только после этого начинаются гонорары.

Но Полохов рассуждал иначе. Не хочешь платить – получай худшее из возможного. Бесплатно хорошо не бывает. Вот за деньги я уж расстараюсь, а ради всякого отребья нечего знания тратить и извилины загибать.

В суде он просто отбывал номер, сидел с тупым и высокомерным выражением лица, только плаката над головой не хватало: «так будет с каждым, кто отказывается платить своему адвокату», и от него единственного можно было услышать: «Я целиком согласен с позицией обвинения».

Надутая, мертвая фигура, но формально адвокат есть, придраться не к чему. Как бы намекнуть Мостовому, с каким идиотом он связался, и что еще есть возможность это исправить, пригласить кого-нибудь нормального. Кстати, а где друзья Кирилла? Они же рокеры, протестуют против всего и вся, должны, по идее, держаться вместе, плечом к плечу, как солдаты. Почему они не собрали денег на хорошего защитника? Сразу поверили, что Мостовой – убийца? Почему? Были основания?

Ирина нахмурилась, пытаясь представить себя в подобной ситуации. Сейчас у нее почти не осталось приятелей, но в замужестве было много людей, которых она считала близкими друзьями. Допустим, кого-то из них обвинили бы в убийстве, каковы ее действия? Стала бы она перебирать прошлое в поисках настораживающих звоночков или бросилась бы на защиту? Ох, что толку думать: я бы то, я бы это, когда жизнь действительно ставит перед выбором, поступаешь совсем не так, как собирался! Когда-то она была убеждена, что ни при каких обстоятельствах не станет встречаться с женатым мужчиной, и что теперь?

Нет, про Валерия сейчас думать нельзя!

В общем, что товарищи не собрали денег для Кирилла, хоть и отзывались о нем хорошо, – это настораживает. Да, мы благородные, не стали стучать ментам поганым, но лезть из кожи вон, чтобы спасти убийцу, все-таки не будем. Увы, слишком уж активная деятельность по выявлению и искоренению инакомыслия привела к тому, что у большинства серьезно искажено представление о своем гражданском долге. Одни самозабвенно доносят на ближнего, даже если он не в ту сторону чихнул, а другие – наоборот. Для них сообщить любую информацию правоохранительным органам означает совершить предательство. Скорее всего, приятели Кирилла как раз из вторых. Не донесли на товарища, греха на душу не взяли, а дальше менты проклятые пусть сами выкручиваются.

– …Как-то неубедительно, – фыркнула девушка.

Ирина помнила, что зовут ее Наталья, а вот отчество вылетело из головы. Какое-то простое.

– Что вы имеете в виду? – вскинулась Надежда Георгиевна.

– Ну неубедительно это все. Слишком стертая симптоматика для того, чтобы поставить правильный диагноз. Хоть вот эту заколку возьмите – да, нашли под диваном, ну и что? Мало ли таких заколок?

– Представьте, мало, – сказала Ирина, – у нас есть заключение, что данный зажим в Советский Союз не импортировался. И, кстати, изготовлена заколка кустарным способом, а не фабричным, поэтому в мире их немного. Вероятность того, что две одинаковые заколки из партии в сто экземпляров совершенно разными путями попали к жертве и к подозреваемому в ее убийстве – это, извините, такая казуистика, что во сне не приснится.

– И все-таки оно могло произойти, – Наталья с не запомнившимся отчеством азартно улыбнулась, – знаете, у нас в медицине такое, что во сне не приснится, случается минимум через день, то по четным, а то по нечетным! Слушайте, но тут действительно как-то все бледно получается. Ну да, редкая заколка, но не какое-нибудь там Фаберже с личным клеймом мастера и номером изделия. Ну бабка опознала, так, может, этот Мостовой просто мимо шел. Она же не видела, как он нож втыкал в бедную девушку. А все остальное – просто домыслы.

Бабкин поерзал на стуле, принимая величественную позу, и откашлялся:

– До вашего сведения, девушка, несомненно довели, что вы обладаете равными правами с судьей, – процедил он, – но все же не будем забывать quod licet Jovi non licet bovi.

– Я учила латынь в медицинском институте, так что вы меня сейчас вот нисколечко не поразили.

Ирина отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

– И тем не менее помните об этом. Что бы вы сказали, если бы мы с Ириной Андреевной пришли к вам в больницу и начали бы ставить диагнозы, не имея для этого специальной подготовки?

– Да дело-то не в том, у кого какая подготовка, а данных для интерпретации мало! Ни одного патогномоничного симптома. То есть, простите, доказательства.

Ирине стало интересно:

– Простите, как вы сказали?

– Патогномоничный – это симптом, однозначно описывающий определенную болезнь, основание для постановки диагноза. Например, свободный газ в брюшной полости при перфорации или затылочные лимфоузлы при краснухе. У вас это, наверное, когда на одежде подозреваемого находят кровь жертвы или орудие преступления он под кроватью прячет. Одним словом, что-то такое весомое и однозначное.