Песни над облаками - Розмари Полок

Сразу же после этого позвонил Лоренцо Галлео. Его речь с сильным акцентом была веселой и успокаивающей, и, когда он напомнил ей, что вскоре они отправляются в театр, Канди не почувствовала такой паники, которую ожидала. Скорее испытала ощущение вялости и еще холодок внутри, а еще у нее появилось новое и странное чувство отрешенности.

Вскоре после шести они уже были в театре, и, когда Канди сидела в гримерке в компании нескольких других девушек, участвующих в спектакле и сочувственно суетящихся вокруг нее, она на мгновение засомневалась, не снится ли ей все это. Это не могла быть она, Канди Уэллс. Она не чувствовала волнения, даже не нервничала — до того все казалось ей нереальным.

Представление планировалось начать в половине восьмого, и к семи часам Канди была полностью одета и почти готова морально. На несколько минут заглянул Джулио Прети и поговорил с ней немного на отвлеченные темы. С техническими сторонами дела они давно покончили, разговор быстро иссяк, и он ушел.

Затем доставили еще одну телеграмму. Почти не задумываясь, Канди медленно развернула кремовый листок бумаги, и пальцы ее тут же задрожали, а кровь забилась в висках. Телеграмма была от Микеле… и послана из Швейцарии.

«Я не смогу быть с вами… — Строчки затуманились у нее перед глазами. — Пойте так, как вы никогда не пели. Благослови вас Бог. Микеле ".

Рука ее опустилась, и листок скользнул на пол. Канди порадовалась, что была в этот момент одна. Он не сможет приехать… Он даже не написал, что сожалеет… Только: «Благослови вас Бог»…

Канди медленно опустилась на стул перед туалетным столиком и невидяще уставилась на свое лицо в гриме. И в этот момент за дверью в коридоре раздался внезапный взрыв голосов на повышенных тонах. Поначалу она едва обратила на это внимание, но за шумом мгновенно последовали неистовые удары в дверь. Кто-то яростно пытался повернуть ручку, но ему мешали войти. Канди по-прежнему сидела, пристально глядя в зеркало, не в состоянии проявить интерес и не имея сил узнать, что происходит. Но через несколько мгновений дверь распахнулась, и на пороге появилась графиня ди Лукка.

Она была одета в изумительное соболье манто и, как всегда, наряжена с головы до ног, но под безупречным макияжем прекрасное лицо итальянки казалось бледным, глаза огромными. Позади Анны стоял Лоренцо Галлео, его лицо было таким же напряженным, как и лицо графини.

— Этот… человек не позволял мне войти! — Знаменитая красавица сделала театральный жест в сторону своего соотечественника. — Но я должна вас увидеть… я должна поговорить с вами…

— Графиня… — Синьор Галлео осторожно прикоснулся к ее руке. — Я не желал вас обидеть. Вы выдающаяся, вы несравненная, и я вас обожаю так же сильно, как любой другой мужчина в Италии. Но для этого дитя…

Он замолчал, затем продолжил говорить на итальянском. Графиня отвечала ему быстро и многоречиво, а Канди стояла в замешательстве, удивленно переводя взгляд с одной на другого.

— Хорошо, хорошо! — внезапно уступил синьор Галлео. — Пять минут! — Он посмотрел на Канди, и ей показалось, что маэстро выглядит до отчаяния обеспокоенным. — Малышка, что бы ни случилось, не расстраивайся. Помни, сегодня вечером ты будешь петь… ничто больше не имеет значения!

Он вышел, закрыв за собой дверь, и мгновение две женщины стояли, глядя друг на друга. Затем, к изумлению Канди, огромные слезы медленно потекли по щекам графини.

— О, Кандида, Кандида, я сожалею… — Голос женщины звучал потрясенно. — Я знаю, что значит первый выход на сцену. Вы ведь никогда прежде не выступали?! Но… но Микеле…

— Микеле? — тихо и спокойно повторила Канди. — Что с ним?

— Вы были близки с ним. Что он вам сказал?

— Он ничего мне не говорил, графиня. Боюсь… боюсь у вас создалось неверное впечатление. Ваш сын многим мне помог, но я… но мы не были близкими друзьями. — Она неловко подняла тяжелые юбки своего сценического костюма и пересекла комнату, чтобы подвинуть гостье стул. — Не присядете?

— Вы хотите сказать, что он не говорил вам о… почему он уехал в Швейцарию? Вы не знаете?

— О чем? — Канди почувствовала, как холодок пробежал по ней, зародившись в кончиках пальцев и постепенно распространяясь по всему телу. — Я ничего не знаю… за исключением того, что он отправился в Швейцарию.

— Но он уехал на операцию! Он болен… очень болен… и, о, Канди, я не знаю!

— Он… болен? — Канди схватилась за спинку стула. Кровь застучала в ее висках, и она почувствовала, что реальность теряет значение.

Графиня села и медленно, будто с трудом, рассказала ей все. Несколько месяцев назад у Микеле обнаружили серьезную болезнь костей. Его осматривали все крупнейшие специалисты Рима и Лондона, но их вердикт был единодушен.

— И что это был за… вердикт? — прошептала Канди. Красивый рот Анны Ланди задрожал.

— Вы должны быть мужественной, cara. Врачи считают… они сказали, что у него нет надежды. Они дали ему… восемь или девять месяцев. Возможно, чуть больше, но… ненамного. — Графиня закрыла лицо руками, как будто загораживаясь от мира и всего, что есть в нем. — Я попросила вас быть мужественной, — произнесла она странным, неестественным голосом, — но сама не могу этого вынести, Канди! Вы должны мне помочь!

— Почему он уехал в Швейцарию? — Канди показалось, что ее собственный голос доносится откуда-то издалека.

— Потому что несколько недель назад Микеле услышал, что в Швейцарии есть доктор, который берется оперировать такие случаи. Не так много шансов на успех, но есть… надежда. Это… это очень опасная операция, Канди. — Голос графини истерически возрос. — Или успех, или… или…

— И вы не знали? И вы ничего об этом не знали? — машинально спросила Канди.

— Конечно, я не знала. Марко был единственным, кто знал. Я понятия не имела, что он болен, пока Марко не сообщил мне об этом сегодня днем. Микеле написал ему и просил рассказать об этом мне… о том, что он собирается… оперироваться, чтобы это не было слишком большим шоком, если… — Анна крепко сцепила руки. — Канди, я была ужасной матерью! Подумать только, что он не смог мне сказать…

— Наверное, он просто не хотел вас расстраивать, — мягко проговорила Канди. Она чувствовала, как будто поднимается над всеми остальными эмоциями и, странным образом, ее дух отделяется от реальности. — Вы же понимаете это.

— Но это ужасно! Все эти месяцы… — Женщина остановилась, глотая слезы, и, вытащив из сумочки носовой платок, начала промакивать им заплаканное лицо. Затем вгляделась в Канди, как будто что-то в лице девушки привлекло ее внимание и напугало. Через несколько секунд она хрипло сказала: — Это несчастье и для вас, да?

Канди посмотрела на нее, не пытаясь что-то скрывать.

— Да, — просто ответила она.

— Значит, вы поедете со мной… вы поедете со мной в Швейцарию?

Прежде чем Канди смогла ответить, раздался стук в дверь. Немедленно после этого она открылась, и вошел синьор Галлео. Его взгляд сразу же упал на лицо Канди, и то, что он увидел, заставило его сказать что-то резкое на итальянском. Затем он пересек комнату и обнял за плечи худенькую фигурку в костюме прошлого века, как будто пытаясь физически ее защитить.