Белая королева - Бернхард Хеннен

Он был единственным, кто видел в ней ее саму. Для всех остальных она была всего лишь очередной марионеткой в сложном хитросплетении интриг.

– Я последую за тобой, куда бы ни завел тебя путь, возлюбленный мой, – прошептала Марсиа. – Как мы и обещали друг другу.

Сжимая кинжал, она резким движением вскрыла себе горло.

Гамрат окаменел. Кровь хлестала из кошмарной раны, голубые глаза женщины смотрели на него с упреком.

– Она действительно была дочерью императора, – сказал лекарь-песоед с мерзким акцентом. – Я обманул вас, Великий магистр.

Занета первой сдвинулась с места. Бросившись вперед, рыцарь подхватила умирающую, и Марсиа в последние мгновения жизни протянула руки к голове возлюбленного, прижала ее к себе.

– Какая нелепость! – с презрением протянул лекарь. – Какая сущая нелепость!

Глаза принцессы закатились.

– О чем ты? – ошеломленно пробормотала Занета.

– Она верила, что последует за своим любимым. Так она сказала. Глупая девчонка с золотыми волосами. Столько лет прожила при Передвижном Дворе, но так ничему и не научилась. – Лекарь смотрел только на Гамрата, хотя вопрос ему задала Занета. – Все зависит от того, как человек умирает. Генерал Сян Юй принял смерть героя, а значит, его путь ведет к свету. Но самоубийцу ждут сто раз по сто лет тьмы. И в этой тьме принцесса будет вновь и вновь проживать худшие мгновения своей жизни. Живой она оставалась ближе к пути генерала, чем теперь.

– Я в это не верю! – Занета осторожно опустила тело Марсиа на ковры в шатре. – Любовь изыщет путь…

– Бабьи глупости! – расхохотался толстый песоед.

Гамрат не мог отвести взгляд от мертвой принцессы. Но постепенно его ужас сменился яростью. Как он мог поверить этому лживому шарлатану? Это была она. Марсиа. Дочь императора Орелиана. Она знала слишком многое. Помнила праздничный ужин после турнира. Советники хана не могли этого выяснить. Все сходилось. Они действительно встречались раньше. Легенда о выжившей дочери императора оказалась правдой.

Когда-то Гамрат принес клятву верности роду Грифонбергов. Как и каждый рыцарь в его ордене. И вот уже во второй раз орден нарушил эту клятву. Предыдущий Великий магистр отказался от мести за смерть императорской семьи: никто из Грифонбергов не выжил, и Великий магистр не хотел разжигать в стране гражданскую войну из-за мести. А теперь и сам Гамрат предал клятву, поверив песоеду, а не дочери императора.

Если бы он говорил с ней иначе, если бы он подарил ей надежду, а не оскорбил, огульно обвинив во лжи, быть может, Марсиа осталась бы жива…

Гамрат с ненавистью уставился на песоеда. Толстый лекарь самодовольно улыбался. Для хана смерть принцессы была предпочтительнее, чем ее пребывание под защитой ордена Черного Орла.

Великий магистр перевел взгляд на мертвое тело. На ее живот. В своем безграничном стремлении к власти хан добился продолжения рода Грифонбергов.

– Ты извлечешь дитя из ее чрева, – спокойно сказал Гамрат, пристально глядя на лекаря.

– Нет! – решительно отрезал толстяк.

– Занета, дай мне кинжал!

Рыцарь удивленно посмотрела на него, но оружие протянула.

Схватив целителя за косу, Гамрат рывком поставил Бао Ли на колени. А затем приставил лезвие к его левому уху – и резким движением отрезал.

Песоед завопил, зажимая рану обеими руками.

– Ты извлечешь дитя из ее чрева! Я знаю, что лекари в услужении знатных семей умеют это делать.

– Но тут же совсем другое дело! – простонал песоед. – Она мертва. Нельзя вырезать дитя из мертвого тела. Оно родится без души и навлечет страшную беду на весь мир.

Дернув голову лекаря, Гамрат отрезал ему второе ухо.

– Ты извлечешь дитя из ее чрева. Я буду отрезать тебе части тела одну за другой, пока ты не покоришься мне.

– Дитя… Оно будет исполнено скверны…

– Ты уже солгал мне раз. Не думай, что я поверю тебе теперь! – Великий магистр приставил острие кинжала к носу Бао Ли.

– Я… Я все сделаю… – пролепетал лекарь. Встав, он с ужасом посмотрел на кинжал. – Я все сделаю… – Его голос звучал уже спокойнее. – Так будет правильно. – Ли шагнул к Гамрату. И вдруг бросился вперед. Лезвие кинжала вошло ему между ребер. Лекарь охнул. Улыбнулся. – Пусть и меня ждет путь во тьму…

Гамрат, ругнувшись, выдернул кинжал из его тела. Он не раз видел подобные раны. Смерть песоеда будет не из легких, он будет умирать долго и мучительно. Но теперь он уже не мог помочь им.

Великий магистр в ярости оттолкнул раненого, и тот упал рядом с постелью, где лежало тело убитого телохранителя принцессы. Мертвых в шатре становилось все больше.

– Дай мне кинжал! – потребовала Занета. – Нужно хотя бы попытаться. Если ничего не делать, ребенок умрет. Если у меня не получится его извлечь, ребенок умрет. Но если нам повезет…

Она была права. Гамрат протянул ей оружие.

– Да направит Создатель твою руку…

Рыцарь осторожно коснулась разреза в форме полумесяца на животе покойницы. Руки Занеты дрожали. Она мысленно твердила себе, что это их единственная надежда на спасение ребенка. К тому же, в конце концов, сколько раз она потрошила кабанов после охоты? По сути, тут нужно сделать то же самое.

Ее пальцы что-то нащупали. Ножка?

Занета осторожно потянула. В зияющем разрезе показались крохотные пальчики, и рыцарь извлекла из тела принцессы дитя, перепачканное кровью и слизью. Оно казалось невероятно бледным. Не ребенок, а статуя из белоснежного мрамора.

И дитя не шевелилось. Не издавало ни звука. Глаза его были закрыты.

«Девочка…» – подумала Занета, отирая маленькое личико роскошным шелковым поясом с тела мертвой матери.

– Ребенок мертвый? – спросил Великий магистр.

Занета еще никогда не присутствовала при родах. Повитухи не терпели присутствия таких женщин, как она, в комнате, где дитя впервые видит свет мира.

Девочка была такой маленькой, такой хрупкой. Занета растерялась.

– Нужно ее шлепнуть… – неуверенно предложил Великий магистр.

Встав на колени рядом с Занетой, он взял у нее ребенка, опустил головкой вниз. Занете подумалось, что вот так, головой вниз, подвешивают убитого на охоте зверя, чтобы из тела вытекла кровь. Затем Гамрат шлепнул ребенка по ягодицам.

Малышка распахнула глаза. Голубые, как летнее небо. А потом открыла рот. С маленьких губ сорвался истошный крик.