Газетчик - Александр Молчанов

– Я решил пока никому не показывать свою писанину, – сказал Кораблев, и Андрей вздохнул с облегчением.

– Понимаю, что нельзя начать писать и сразу написать что-то выдающееся. Я готов работать много лет.

– Спасибо за то, что вытащил меня, – сказал Андрей.

Кораблев неожиданно смутился.

– Ерунда, – сказал он, – это получилось случайно.

– Как это случайно?

– Сам не знаю, что на меня нашло. Я не собирался. Я за другим…

Кораблев, кажется, запутался в собственных объяснениях.

– Если хотите, я…

– Давай уже на ты, – предложил Кораблев.

– Если хочешь, я мог бы прочитать что-нибудь из твоего, – сказал Андрей. Сказал и сразу пожалел об этом.

Кораблев задумался. И покачал головой.

– Нет. Не нужно. Я пока не готов.

Ночью выпал снег, прибрал всю грязь и спрятал черные ветки и стволы деревьев. В Шиченге сразу стало светло. И даже дышалось, кажется, легче.

Из-за пожара Пшеницын поспал всего пару часов, но чувствовал себя свежим и отдохнувшим. Фыркая и отплевываясь, он принял ледяной душ, потом сварил себе кофе и отправился в райотдел. Он прошел мимо спящего дежурного, взял ключ со щитка и направился прямиком в камеру, где спал Валера Шаврин. Поднял его, заспанного и ничего не понимающего, и вывел из райотдела. Никто их не видел.

Пшеницын завел Шаврина в сарайки. Здесь остановились. Шаврин только сейчас стал понимать, что происходит что-то не то, и растерянно оглядывался. Его лицо, покрытое свежими шрамами – последствия недавнего прыжка через закрытое окно, – было похоже на картофелину, которая попала под лопату.

– Куда это мы? Что ты вообще? – пробормотал он.

– Значит, смотри, какая ситуация. – Пшеницын скрестил руки на груди. – На тебе уже сейчас два трупа. Это минимум десятка.

– Посмотрим еще, – с вызовом сказал Шаврин. – Не доказано ничего.

– Идиот. Ничего не посмотрим. Никто с тобой возиться не будет. Сядешь как миленький. Только есть один нюанс. Ты, может, слышал, что пропала Нина Шарова?

– Нинка? Ой, я ее знаю. Симпатичная девчонка. В смысле пропала?

– Черт! Слушай сюда, – начал злиться Пшеницын. – Девушка пропала. Есть подозрение, что ее убили. Тело пока не нашли. Но это не помешает нам найти виновного.

– А я-то при чем?

– При том. У нас есть готовый кандидат на роль убийцы.

– Я, что ли? Ерунда какая-то.

– А тебе какая разница – два трупа или три?

– Нет, это вы на меня не повесите. Что было, то было. А чужих грехов мне не надо.

– Еще раз: твоего мнения никто не спрашивает. Ты пойми уже, что тебе так и так кранты. За тройное убийство тебе без разговоров дадут пожизненное. А мы еще пустим маляву по своим каналам, что ты ее не только убил, но вдобавок изнасиловал. Знаешь, что это значит?

– Ничего не понял. Начальник, какая малява? Ты чего?

– Тех, кто сидит за изнасилование, в тюрьме самих используют. Сам понимаешь, как женщин.

– Это петухом, что ли, сделают? Нет, я на это не согласен. Начальник, верни меня обратно в камеру.

Нужно было привести его в чувство. Пшеницын легонько ударил его по щеке. Шаврин закрылся и весь как-то сморщился.

– Есть другой вариант, – объяснил Пшеницын и достал пистолет. – Я тебя прямо сейчас застрелю. При попытке к бегству. Никто не видел, что я тебя вывел из камеры. Ты подозреваемый в трех убийствах. Мне внеочередное звание дадут.

На лице Шаврина отразился ужас. Он смотрел на пистолет и мелко дрожал.

– Не надо, начальник! Я все сделаю. Все, что нужно. Говори, что сделать?

Пшеницын убрал пистолет обратно в кобуру и сказал:

– Есть такой вариант. Ты кое-что для меня сделаешь. После этого можешь убираться на все четыре стороны. Тебя будут искать, но не очень сильно. И скоро забудут. Есть куда поехать?

– Тетка под Минском живет.

– Вот и поезжай к своей тетке. Когда все сделаешь, встретимся на мосту. Я дам тебе денег на дорогу.

– Так что сделать-то надо?

Пшеницын объяснил, что Шаврину нужно сделать.

Утром Алексей принес Нине какие-то старые тряпки и велел переодеться.

– Что это за бабушкины наряды?

Нина держала в руках нечто ситцевое и выцветшее.

– Потом достану что-нибудь приличнее, – пообещал Алексей. – Снимай платье.

Нина сняла свое зеленое платье и осталась в одних трусиках. Алексей забрал ее платье и положил в большой целлофановый пакет. Нина, не скрывая отвращения, натянула ситцевое платье. Когда-то оно было желтым, но от частых стирок краска смылась, и оно стало почти белым. Местами был виден какой-то нечеткий рисунок – то ли горошек, то ли цветочки.

– Думаешь, сработает? – спросила Нина.

– По крайней мере, поможет нам потянуть время.

– Ты веришь Пшеницыну?

– А почему я должен ему не верить?

– Он не такой глупый, как тебе кажется.

– Я и не сказал, что он глупый.

– Он точно тебе сказал, что найдет деньги?

– Точно.

– Думаю, нужно поискать какие-то другие варианты.

– Какие, например?

– Может, у твоих родителей есть какая-то заначка?

– Я проверил: у мамы есть деньги на книжке. Но их другой человек снять не может. Если только тебя переодеть в ее спортивный костюм…

– Не смешно. Леша, ты, кажется, не представляешь, насколько все серьезно.

– Нина, я вчера шантажировал сотрудника милиции. Куда еще серьезнее?

– Я не могу сидеть здесь еще полтора дня и ждать.

– Так и скажи, что тебе просто надоело сидеть взаперти.

– Мне надоело бездействовать. Я чувствую, что время уходит. Его остается все меньше. Он может прийти сегодня. Может быть, он уже здесь и сидит где-нибудь на крыше и слушает наш разговор.

Алексей невольно оглянулся на окно.

– Все будет нормально, – не очень уверенно сказал он. – Я все сделаю правильно. Мы пустим всех по ложному следу и выгадаем время. Пшеницын найдет деньги, и мы уедем отсюда. У нас все получится.

– Мне так хотелось бы в это верить, Алеша. Так хотелось бы.

– Так поверь. Кстати, тебе идет это платье.

– Иди ты.

– Хорошо, пошел, – улыбнулся Алексей и поцеловал Нину.

– Подожди, – сказал Нина, – давай добавим к платью записку. Для верности.