За нами Москва! - Иван Кошкин

И все же тишина здесь царила не всегда. Поле было изрыто воронками — мелкими ямками от мин, ямами покрупнее от семидесятишестимиллиметровых и, наконец, добротными дырами от тяжелых орудий. Левее рощи застыли два выгоревших БТ, чуть в стороне — разбитый прямым попаданием немецкий тягач. А непонятные кучки тряпья и чего-то могли быть только трупами. Лейтенант насчитал пятнадцать убитых, сбился и бросил. Сзади послышался шум, кто-то тихо присвистнул, кто-то раздраженно потребовал сохранять тишину. Прежде чем Волков успел обернуться, Берестов плюхнулся на живот между ним и танкистом. Бывший белогвардеец был весь перемазан землей, сапоги его вообще походили на два комка грязи, из которых торчат ноги, но выглядел старший сержант вполне довольным.

— В общем, как я и ожидал, — начал он с ходу. — Правый узел на опушке, там лес чуток вперед выдается. Проскочить между ними нельзя…

— А ночью? — начал прикидывать Волков.

— Ночью они ракеты осветительные вешают, — угрюмо сказал Гольдберг, — и светят они хорошо.

— Да нет, у них там даже колышки на сектора обстрела вбиты, — поспешил обрадовать Берестов, — знай, води стволом.

— Коробкам моим и вовсе труба, — в голосе комбата послышалась безнадежность, — сожгут, как тех…

Все поглядели на сгоревшие БТ. Люки машин были закрыты, значит, выбраться никто не успел.

— Так что, выходит, куда ни кинь… — заговорил молчавший до сей поры Медведев.

Волков не ответил. Лейтенант, не отрываясь, смотрел на рощу, понимая, что вот оно, решение. Дикое, безумное, но других он не видел. Оставалось только посвятить в него остальных — вдруг да отговорят?

— Раз между нельзя, пойдем через них, — жестко сказал комроты.

Медведев непонимающе уставился на командира, Гольдберг нервно снял очки, словно не знал, что ответить. Петров только присвистнул и покрутил пальцем у виска, и лишь Берестов смотрел на лейтенанта со странной улыбкой, в которой мешались ободрение и гордость.

— Кто-то имеет предложить что-то другое? — спросил Волков.

Предложить не имел никто, и лейтенант продолжил:

— Они готовятся отражать атаку с фронта и пропускать в огневые мешки тех, кто идет с той стороны. Ставить при этом огневые точки у себя в тылу — нерасчетливо. А они расчетливы, этого не отнять. — Комроты стукнул кулаком по земле. — Атаки сзади немцы не ждут. Значит, бить надо оттуда. До других очагов их обороны — километра по полтора. Это и для дневного боя — за пределами, а уж ночью — подавно.

— А артиллерия? — тихо спросил комиссар. — Мы же видели позавчера, как они везли орудия в эту сторону.

— Везти-то везли, — неохотно вмешался в спор танкист, — да по своим они сразу бить не станут. А потом поздно будет.

— Неплохо бы узнать, — заметил старшина, — сколько их там всего сидит. А то вдруг там целый батальон окопался, а мы вопремся… Языка бы…

Берестов хмыкнул:

— Ну, как знал… Притащили мы одного.

— Я же сказал — без эксцессов! — возмутился Волков.

— Без эксцессов не получилось, — сухо ответил старший сержант. — Прямо на дозор выскочили. Одному Шумов голову свернул, просто, руками, второго с собой взяли…

— Пошли допрашивать, — приказал лейтенант.

Немец сидел возле танка на дне лощины. Руки пленного были связаны за спиной шнуром от его же маскировочной накидки, лицо носило следы несдержанности разведчиков. При виде командиров Ковалев, стоявший рядом с гитлеровцем, развел руками:

— Ничего не говорит. Утверждает, что это противоречит его чести солдата.

— Честь солдата… — Лейтенант почувствовал, что его душит гнев.

— Погодите, Александр Леонидович. — На лице Берестова играла какая-то особенно нехорошая улыбка. — Иван, голубчик, подойди-ка сюда.

Рядовой Шумов, лежавший невдалеке, вскочил и в два шага очутился возле пленного. Немец сжался, переводя взгляд с русского гиганта на русских командиров.

— Ваня, Ваня… — предостерегающе начал было Волков.

Опустившись на одно колено, Шумов положил огромную ладонь на темя фашисту. Криво улыбаясь, здоровяк-красноармеец легонько покачал немецкую голову из стороны в сторону.

— Ну, ухлебок, говорить будешь? — ласковым, прерывающимся от ненависти голосом спросил боец.

В роще окопались два неполных взвода — почти пятьдесят человек при восьми пулеметах и четырех противотанковых пушках. Их позиция была развернута фронтом на северо-восток, с юга этот укрепленный пункт прикрывало минное поле. По словам немца выходило, что линия фронта стабилизировалась четыре дня назад. Позавчера русские пошли в последнюю отчаянную контратаку, потеряли два танка и оставили попытки выбить гитлеровцев обратно в лес. Велев Шумову присматривать за пленным, Волков расправил на лобовой броне листок из блокнота, на котором он, согласно показаниям гитлеровца, набросал план рощи. После недолгого обсуждения план ночной атаки приобрел окончательный вид: пехота подползает к роще и уничтожает немцев в блиндажах, уделяя особое внимание противотанковым орудиям. По ракете вперед идут танки и грузовик с ранеными, ефрейтору Егорову придется немного потерпеть. Оставалось решить последний вопрос.

— Если мы вот так просто вопремся к нашим, нас могут принять за немцев, — сформулировал общую мысль Волков.

— Значит, нужно их как-то предупредить, — вторую общую мысль выразил Гольдберг.

— Ладно, — махнул рукой старший сержант Берестов, — я пойду.

— Ц-ц-ц, — покачал головой комроты, — армия у нас рабоче-крестьянская, а лицо у вас, Андрей Васильевич, я бы сказал, наоборот. А тут нужно сразу внушить доверие.

— И что прикажете с этим делать? — огрызнулся старший сержант. — Или Кошелева пошлете? А может, Шумова?

— Товарищ лейтенант, разрешите? — вступил в разговор немногословный до поры Медведев. — Я в тайге вырос, давайте я пойду? И рожа у меня вполне пролетарская.

Решено было, что пойдет Медведев и два бойца из его взвода, в том числе несостоявшийся зоотехник. Волков объяснил старшине, что от него требуется, а требовалось от того, прежде всего, завоевать доверие тех, кто его встретит. Берестов желчно поправил лейтенанта: в первую очередь Медведев должен был постараться, чтобы его не расстреляли на месте. Старшина послал бывшего белогвардейца по матери, забрал у Гольдберга бинокль и отправился изучать передний край. Лейтенант приказал разбудить его, если что-то произойдет (если все будет тихо, комроты следовало поднять в четыре часа дня), завернулся в шинель и уснул. Гольдберг и Берестов начали очередной свой бесконечный спор, и даже Петров, спина которого поджила, уснул возле танка. Старшина внимательно рассматривал в бинокль пространство между рощей и лощиной, намечая маршрут, по которому поползет ночью к своим. К счастью, между нашими и немецкими позициями не было заграждений, похоже, их просто не успели возвести. Медведев опустил бинокль и потер глаза. Очень хотелось спать, наверное, следовало сообщить об этом комиссару и отправиться на боковую до вечера, но сперва следовало хорошенько спланировать ночную вылазку. Старшина снова поднес к глазам немецкую оптику. Значит, сперва до этих воронок, потом, вон там, между трупами к танкам…