Владыка ледяного сада. Носитель судьбы - Ярослав Гжендович

– Замочная скважина, – заявил. – Нехорошо. Но тянет оттуда холодом. Подумаем. Это не может быть слишком сложный замок. Такой, что нельзя было просто открыть кончиком ножа или силой. Ладно, Цифраль. Надо переставить зубцы храповика. Вероятно, всего один-два, чтобы просто освободить ригели. Вероятно, это поперечный ригель с рядом надрезанных колец, которые передвигаются оборотом ключа или поднимаются маятниково. Вероятно, кузнечная работа. Посылай своих scissor sisters[3]. Открыть замок, абракадабра perkele!

Он вытянул руку в сторону донца, по-идиотски растопырив пальцы, достаточно магически, как ему показалось. Дохнуло морозом, вокруг ладони его замерцал ледяной туман, всосавшийся в дырку от ключа. Изнутри бочки раздалось несколько металлических перестуков и скрежетов, но ничего так и не случилось.

– Останови их на миг, Цифраль. Стоять, haista paaska!

Он осторожно вполз сквозь бочку, открыл ригель и всунулся в соседнее помещение. Вернулся через пару секунд, триумфально потрясая узкой полоской сала, которое растопил над пламенем лампы, по клинку ножа впуская капли жира внутрь замка. Отрезал еще с края штанов кусок ткани, пропитал жиром и затолкал в отверстие замка, обернув вокруг срезанной с полки деревяшки.

– Хорошо, – сказал наконец, бросая палочку на землю. – Теперь должно пойти полегче.

Замок сперва заскрипел с усилием, потом издал резкий железный клекот и затих.

– Цифраль, за мной. Грюнальди, поспи. Я сюда вернусь. Что рыдаешь, кретинка?

– Они все умерли, – всхлипнула она. Разведчик глянул в потолок.

– Будут еще, вот увидишь. Сразу сделаем новых, – пообещал ей.

Толкнул донце, то поддалось, скрипнув петлями, он же вполз внутрь.

Сразу за бочкой коридор расширялся, и можно было подняться в полный рост, чтобы не блуждать в темноте в согнутой, ужасно неудобной позиции. Каменным был только пол, стены и потолок – выложены опалубкой из досок и подперты деревянными сваями.

Коридор резко поворачивал, а потом тянулся шагов на двадцать, явно идя вверх.

Вуко то и дело останавливался и прислушивался, а потом отправлялся дальше. С каждым шагом делалось все холоднее.

В конце туннеля находилась еще одна толстая дверь, закрытая на мощный засов. Драккайнен врезался головой в стропильную балку, пробормотал что-то по-хорватски о гребаных карликах, а потом по-фински – насчет их совместной жизни с северным оленем.

Вуко оттянул засов, задул лампу и осторожно выглянул.

– Побережье, – шепнул.

Отверстие находилось в метре от воды, и сверху было прикрыто досками помоста. Вуко глянул вверх и уверился, что часть из них подпилены, создавая ловко спрятанный люк, закрытый железным засовом.

– Dobrodoszli. Ja hou, – проворчал. – Хитромудрая вяленая старая селедка. А ведь не помогло. Попал, бедолага, причем из-за меня.

Он отворил люк и выскользнул на помост, а потом отряхнул с себя снег. Прибрежная улочка была пустой. Туман успел чуть рассеяться, но все еще висел над селением, морозный и досадный. Видно было метров на пятнадцать.

Он спрятал нож в рукав и окрутил запястье цепью от лампады, позволив ей свисать из ладони.

– Ладно, – заявил он. – Are you ready for the rock?[4]

Сперва он заглянул на постоялый двор. Зашел осторожно, но там было пусто. Ни следа Варфнира. Сильфаны нет. Спалле отсутствует. Около огня за столом сидели лишь двое добрых мореходов, мрачно поглядывая на лампадку на столе и на разобранный скелет печеной птицы да потягивая из рогов. Чужак с лампой в руке, который вошел, впуская внутрь метель, был одарен равнодушными, несколько нетерпеливыми взглядами, после чего оба джентльмена вернулись к наблюдению за танцем пламени в очаге.

– Приветствую, добрые мореходы, и пусть боги не обращают на вас внимания, – начал осторожно Вуко, садясь на стол и ставя свою лампу на стол. – Думал, что встречу тут своего друга. Видный муж, молодой и хорошо одетый.

– Синий плащ, вышитый золотом, обшитым драгоценным мехом, серебряные крючки, узорчатые сапоги и дорогой меч с гравированной гардой? – спросил корчмарь, низкий, круглый человечек с разлапистой бородой, заплетенной в две косички. Драккайнен кивнул.

– Это он.

– Выпил кувшин пряного пива, а заплатил, как стирсман. Страшно болтливый и любопытный человек. Не будь он таким щедрым и знатным, показался бы раздражающим. Поговорил со странствующим купцом, который остановился у меня на зиму, и они вместе куда-то вышли.

– Это был низкий худой чужеземец с Юга, с красными шрамами от болезни на лице по имени Багрянец? Выглядел как странный амитрай?

– Нет, был из наших сторон. Может, из Земли Соленой Травы или откуда-то с гор, может, от Людей-Медведей. Продавал тут шкуры осенью. У него воз с товаром и трое людей. Живут в запасной бане. А какие-то южане зимуют у Вяленого Улле, того, что болеет, но у всех у них лица нормальные, без шрамов.

– Я вернусь, – пообещал Драккайнен. – И тогда куплю твоего меда, а заплачу не хуже, чем мой приятель, но сперва я должен его найти. Скажи мне, как давно он вышел?

– Не так давно. После завтрака. Я, самое большее, лишь раз докладывал дрова.

– Где-то полкувшина назад, – заметил посетитель.

Вуко вышел снова в белый туман и мелкий, секущий лицо снег. Набережной прошел человек с ведром в руке, пряча нос в меха. Драккайнен подождал, пока он не исчезнет в тумане, а потом украл с помоста бочку, перетащил ее к стене постоялого двора и осторожно осмотрелся.

– Дурная идея, будет скользко, – пробормотал он.

Как можно тише влез на бочку. Та затрещала под его тяжестью, но выдержала. Крышу венчал ряд деревянных перекрестий, торчащих, как рога. Должны были, наверное, стабилизировать дранку. Он надеялся, что это части скелета крыши, и что окажутся крепкими. Вцепился в край крыши, а потом раскрутил лампу над головой на всю полутораметровую длину цепи и метнул ее. Удалось на третий раз, и он влез на край крыши, удерживая всю тяжесть тела на воткнутом в дерево ноже. Цепь выскользнула у него из руки, и на один ужасный момент Вуко думал, что потерял лампу, но цепь окрутилась вокруг торчащих в небо рогов и осталась на крыше, разве что кончик ее находился теперь в добром метре от его руки. Он осторожно взобрался по присыпанной снегом кровле из скользких молодых ветвей, несколько раз дырявя ножом дранку, втыкая пальцы между ветками фашины и сбрасывая снег на улицу, но его никто не заметил. А потом вытянулся во всю длину и ухватился за кончик цепи. Осенью он просто бежал по распоркам крыши, но теперь ему приходилось бороться за каждый шаг по скользкому слою снега и льда, а потому он шел чуть ли не на четвереньках, согнутый, как паралитик, цепляясь, за что удастся, и нащупывая подошвами точку опоры.