Черная Шаль. Книга 1 - Алексей Резник

– Никто ей ничего не вливал – баба она была слишком добрая, чтобы у кого-то рука на нее могла подняться, – только и ответил я, – сама она, наверное, отравилась, случайно. Не знаю я… ничего не могу сказать…

Я едва не съёжился от охватившего меня сильнейшего, совершенно неожиданного страха и твердо решил ничего не говорить про Чёрную Шаль – мне не нужны были неизбежные лишние неприятности. Я пришёл к единственно правильному выводу – во всем разобраться самостоятельно, без навязчиво предлагаемой помощи сотрудников ФСБ. Во всяком случае, нужно было попытаться найти на базаре цыганку, сносить шаль к одному своему бывшему однокласснику, талантливому химику, у которого наверняка могло найтись необходимое оборудование, чтобы провести анализ вещества, слагавшего мой подарок покойнице-теще. И если анализ покажет резко нежелательный результат, шаль необходимо будет уничтожить – лучше всего сжечь. Других более или менее вероятных причин скоропостижной смерти тёщи я не видел.

– Понятно, – прервал мои размышления Сергей Семенович, – все понятно, – еще раз повторил он и, тяжело вздохнув, пружинисто поднялся на ноги, посмотрел в окно на зеленую листву, покрывающую ветви тополей и кленов.

– Сергей Семенович? – почтительно обратился к нему я.

– Да? – он нехотя оторвался от созерцания майских тополей и медленно повернул голову ко мне.

– Я перед вами был честен, а вы теперь в свою очередь не можете не ответить мне также честно – что все-таки привело вас к нам в квартиру?

– Служба, – не задумываясь ответил Сергей Семенович и устало улыбнулся, – наша проклятая служба, Валентин Валентинович, и только она, – он покачался с пяток на носки, глядя себе под ноги, затем резко вскинул голову, строго и требовательно посмотрел на Стрельцова и сказал:

– Пойдем, Эдуард. Все что мы могли здесь сделать – сделали, что хотели узнать – то узнали. Телефон наш у Валентина Валентиновича имеется, и если он вдруг все-таки вспомнит что-нибудь важное, всегда сумеет позвонить нам.

Я поразился: куда могла подеваться его, несомненно, высочайшая профессиональная наблюдательность?! Или на мне просто испытывали какой-то стандартный оперативный прием в ходе ведущегося следствия. Но, во всяком случае, про Чёрную Шаль я твёрдо решил в дальнейшем разговор не возобновлять. Я заговорил о другом – уже после того, как мне на прощание крепко пожали руку Панцырев и Стрельцов.

– А вино с закуской что же не берете с собой? – я кивнул на наш импровизированный поминальный стол.

– Ну что вы, Валентин Валентинович! – укоризненно развел руками Сергей Семенович, – Так-то уж совсем плохо не думайте о сотрудниках ФСБ. Мы всё-таки вас защищаем.

Расстались, короче, мы тепло – почти по-родственному, чему в немалой степени способствовал портвейн, оставленный на кухне моими гостями.

Когда я захлопнул за неждаными посетителями дверь, из спальни вышла Рада и тревожно спросила:

– Кто это был? Они из милиции?

– Из ФСБ – забыла что-ли?

– Из ФСБ?! – удивленно протянула Радка, – А что им от нас надо?!

– Они из специального отдела ФСБ, занимающегося расследованием паранормальных несчастных случаев, катастроф и преступлений.

– Да? – она посмотрела на меня очень странно и глубоко задумалась, глядя, как бы на меня, а на самом деле – сквозь меня своим странным утренним взглядом.

– А где Михаил Иванович?

– Он лежит – ему плохо, – трансцедентальная отчуждённость исчезла из глаз жены, и в голосе появились насторожившие меня, да и, впрочем, соответствующие той информации, какую сообщила она спустя секунду, нотки: – Ему точно также плохо, как и маме. Как и маме, папе снился тот же сон – будто он лежит в глубокой и холодной могиле. И от холода он проснулся и на плечах у него лежала эта страшная чёрная шаль, которую ты подарил маме…

Она умолкла на какое-то время и опять отрешённо принялась рассматривать узоры стенных обоев сквозь меня, а я заворожено смотрел ей в лицо и четко знал, что зрачки мои расширились до пределов, положенных природой. Я не выдержал наступившего молчания и спросил Раду:

– Почему ты назвала её страшной? Что страшного ты в ней увидела?

– Потому что она – страшная, – медленно проговорила Рада, словно усилием воли возвращая глазам осмысленное выражение, – Она страшнее самой смерти, ты не представляешь, Валя, какой мерзкой и гадкой казалась она мне на ощупь, когда я снимала её с папиных плеч.

– А сам папа не мог что ли её снять? Или он тебя об этом попросил? – я начал задавать не совсем нормальные вопросы, и меня это нисколько не напугало, – как-то незаметно со всех сторон нас с Радкой и Михаилом Ивановичем обступили призраки кровавых фантастических чудес, и привычная жизнь, протекавшая по общеизвестным правилам и законам, рухнула в пропасть заколдованного мира, где не было дна и где обитали поразительные чудовища ни в каком дне не нуждавшиеся.

– Папа, по-моему, не хотел, чтобы я сняла с его плеч эту шаль. А может… не знаю, в общем. Спал ли папа или находился в нездоровом трансе, но когда я стала эту шаль, буквально, сдирать у него с плеч, он глаза открыл и жалобно-жалобно как-то застонал, не то проговорил – типа: «Не трогай её, крошка моя, ей больно так, очень больно, мне больно». …Боюсь, что именно эти слова я слышала. Валя – с этой шалью что-то не так, Я думаю, ты и сам это чувствуешь и понимаешь. Скажи честно: где, и у кого ты её купил?

– На базаре в цыганском ряду.

– Ты с ума сошел! Продавцов помнишь?

– Да. Забыть их трудно. Бельмастая здоровенная цыганка и муж ее или, кто он там ей был – не знаю. Тоже толстый, здоровый. Они стояли рядом с грузовым «КамАЗом», весь кузов был забит товарами: коврами, посудой, каким-то тряпьем, я особенно не приглядывался, – я говорил виноватым голосом, пряча от нее глаза. – Не знаю даже, что на меня нашло. Ну, ты вроде, сама же меня хвалила за эту шаль, – я резко умолк и совсем другим, уже не виноватым, голосом, сказал: – Слушай, а тебе не кажется, может – мы сходим с ума?

– По-моему, нам крупно не повезло, – несколько загадочно ответила Рада, и опять взгляд её приобрел сильное сходство с рентгеном.

– Что ты имеешь в виду? – озадаченно спросил я, машинально вытирая вспотевший лоб тыльной стороной ладони.

– Пойду посмотрю, как там папа, – вместо ответа сказала она. Встала и ушла из кухни к отцу в спальню, оставив меня в одиночестве.

Оставшись один я задумался. Думал я недолго, примерно через полминуты сделав вывод о необходимости пойти все-таки на базар и попытаться найти там цыганку.

Я прошел в ванную, как следует умылся, затем в спальне переоделся в новые джинсы, выбрал чистую рубашку, как следует причесался, остался доволен внешним видом и перед уходом на поиски виновников нашего несчастья я не мог не зайти попроведать Михаила Ивановича.

Так же как и несколько дней назад Антонина Кирилловна, ее муж сейчас лежал навзничь на кровати и тоскливо смотрел в потолок. Рада сидела у изголовья и держала отца за руку. Обе створки окна были раскрыты настежь и в комнату свободно вливался свежий майский воздух.