Скажи нам правду - Дана Рейнхардт

— Как мило, — сказала она.

Мы поднялись на крыльцо, Пенни потянулась к рюкзаку за ключами, а потом ударила себя по лбу:

— О, нет. Мои ключи остались с машиной в магазине.

Она позвонила в дверь.

Я не хотел заходить в дом. Что бы мы делали как друзья? Мы не стали бы смотреть на диване кино. Я не собирался ее ласкать. И совершенно точно не собирался рассказывать ей о своих проблемах.

Дверь открыла Хуана. Увидев выражение ее лица при виде меня с Пенни, я понял, что пора уходить.

— Здравствуй, Ривер. — Хуана не отошла в сторону, чтобы мы могли войти. — Пенелопа, твоя мама сказала, чтобы я не пускала…

— Все нормально, Хуана.

— Но твоя мама…

— Хуана, все в порядке. Я сама пригласила Ривера. Он больше меня не преследует.

— Но…

— Хуана, дай нам войти. Это глупо. Это всего лишь Ривер. Ты его знаешь. Он похож на психопата?

— Нет, но…

— Ничего, все нормально, — сказал я, хотя совершенно не чувствовал себя нормально. Неуютно, неловко, нелепо? Да. Нормально? Нет. — Все равно мне пора.

— Нет, Ривер. — Пенни взяла меня за руку и потянула. — Заходи.

— Мне надо идти. — Я вырвал свою руку и заметил, как Пенни, прищурившись, посмотрела на Хуану.

— Извини, Ривер, — сказала Хуана. — Ты знаешь, я считаю тебя хорошим парнем. Но дело в том…

— Все хорошо, Хуана, — улыбнулся я. — Спасибо. Ты выполняешь просьбу миссис Броквэй. Я понимаю.

Теперь Пенни перевела прищуренный взгляд на меня:

— Я велю ей тебя впустить. Это глупо.

— Мне надо идти. — Я развернулся и быстро пошел по подъездной дорожке.

— Прости, Ривер, — крикнула мне вдогонку Хуана. — Береги себя.

Дафна, занятая подготовкой праздника в честь Мигеля, предложила мне доехать до Бойл-Хайтс на метро.

Система метро Лос-Анджелеса была для меня чем-то сродни летающим машинам — фантазия, которая никогда не реализуется. Но метро существовало, оно лишь не обслуживало знакомый мир Вестсайда, поэтому никто на нем не ездил, как и на автобусе.

Я попросил Леонарда подбросить меня до станции Ред-Лайн на Вермонт-авеню. Идти туда от дома было слишком далеко — еще дальше, чем до «Второго шанса».

— А что будет на конечной станции? — спросил он.

— Девушка, — улыбнулся я.

— Это я понял.

— Правда?

— Зачем еще субботним утром парень надевает свою лучшую рубашку?

— Честно говоря, это моя единственная рубашка.

— В день, когда я встретил твою мать, на мне была водолазка.

— Хорошо, что она никогда не следила за модой.

Леонард засмеялся:

— Твоя мать не была похожа ни на одну женщину, с которыми я прежде встречался, и вдобавок у нее был непослушный маленький сын. Но вот дела! Я был от нее без ума. — Леонард подъехал к тротуару и посмотрел на вход в метро: — Мне всегда хотелось на нем прокатиться.

— И что тебя останавливает? — усмехнулся я.

Леонард пожал плечами:

— Жизнь, полагаю.

— Если бы я мог водить, я бы тоже не пользовался метро.

— И что тебя останавливает от получения прав?

— Жизнь, полагаю.

Леонард вытащил кошелек и протянул мне двадцать долларов. Я попытался было отказаться, но отчим сунул деньги в мою ладонь и сжал руку:

— Веселись, малыш. Позвони, если что-то понадобится.

На Юнион-Стейшн я пересел с красного поезда на золотой и вышел на Мариачи-Плаза, где ждала меня Дафна, чтобы отвезти в парк. С платформы я шагнул на эскалатор, держа в руке подарок Мигелю.

В этом мне понадобилась помощь Натали. Хотя я знал, что восьмилетняя девочка и десятилетний мальчик — это практически разные виды, Натали была очень наблюдательной, и я решил, что она может знать, чем в наше время интересуются мальчики.

— Я знаю, что он любит «Майнкрафт».

— У, «Майнкрафт»! Это скучно.

— Так что ему подарить?

— Может, домашнее животное?

— Это будет слишком.

— Маленькое животное. Ящерицу или рыбку. Все любят питомцев.

— Нет, Натали, вряд ли. Что еще любят все, но при этом оно не требует ухода?

— Фломастеры.

— Фломастеры?

— Да. Все любят хорошие фломастеры. Особенно наборы с разными цветами и кончиками разных размеров.

Я купил Мигелю фломастеры, блокнот для рисования и всю поездку к Мариачи-Плаза беспокоился, что выбрал неподходящий подарок, потому что проще было тревожиться о фломастерах, чем о том, что я не понравлюсь огромной семье Дафны.

Из недр станции я вышел на солнечный свет, который проникал сквозь стеклянные цветные панели в форме ромбов над моей головой. Я взглянул вверх. Панели образовывали крыло орла или, быть может, ангела, простертого над городом, — прекрасная архитектурная деталь.

Прямо перед собой я увидел Дафну, купавшуюся в разноцветном свете. Она улыбнулась, и я подумал:

ЭТО: Дафна в радуге.

ЗДЕСЬ: я вижу счастье.

СЕГОДНЯ: я ее поцелую.

Девушка посмотрела на подарок:

— Что там у тебя?

— Подарок для Мигеля.

— Об этом говорит оберточная бумага с шариками.

— Фломастеры. И бумага. Неплохие фломастеры. И неплохая бумага.

Дафна кивнула:

— Хороший выбор.

— Пытаешься меня подбодрить?

— Нет. Мигелю понравится. Он любит рисовать комиксы.

— Уф!

Держась за руки, мы шли от площади к машине Дафны, и узел в моем животе затягивался все сильнее.

— Ты нервничаешь.

— Это так заметно?

— Держать твою руку — это как держать угря.

Я отнял руку и вытер ладонь о джинсы.

— Ты часто держишь угрей?

— Только нервных.

Мы подошли к машине, и Дафна открыла дверцу. Пришлось опустить окна — внутри было не меньше ста градусов.

— На всякий случай предупрежу… я никому не говорила, что ты будешь.

— Почему?

— Мне кажется, проще прийти с тобой, чем пытаться объяснять заранее.

— Наверное.

Я чуть высунул голову наружу и подставил лицо горячему воздуху. Дафна была хорошим водителем, насколько об этом может судить тот, кто вообще не водит. Я начал немного расслабляться и откинулся на спинку сиденья. Мы стояли на светофоре, и я всматривался в профиль Дафны, профиль девушки, в которую влюблялся. Я любовался ее светящейся кожей и большими темными глазами. Ее густыми, пышными волосами. Когда мы чуть резко повернули вправо, я протянул руку, чтобы их коснуться, и у меня перед глазами качнулась фигурка, свисавшая с зеркала заднего вида. Я поймал ее и повернул к себе.