История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев

– А ты сейчас запрягай, утра ждать нечего! – хрипло простонала Любовь Михайловна.

– Нет уж, Вась, ты сейчас же гони в Чернуху, – поддакнула и бабушка.

Хлопотливо засуетясь, Василий оделся, сам отыскав варежки в печурке, вышел запрягать. Укутанного в тулуп Володьку усадили в санки. Застоявшийся в хлеву Серый, запряжённый в санки, резво покатил Василия с Володькой в Чернуху.

В ожидании, когда возвернутся из больницы, семья в горестном, молчаливом настроении терпеливо выжидала. Каждый в уме держал мысль «как там, в больнице, помогут врачи или нет?». Мать дотапливала печь, горестно вздыхая, тихо переговаривалась: «Беда-то, видно, всегда за плечами ходит, вот и скорбей душой». «Надо уповать на Господа, возможно, все пройдёт!» – вторила ей бабушка Евлинья, участливо соболезнуя снохе.

Из Чернухи вернулись часа через два. Въехав во двор, где поджидала вся семья, по лицу Василия мать определила, что не так уж все страшно. Она поспешно спросила:

– Ну как?

– Да ничего! Врачи особенно не напугали! – полуулыбаясь, сказал он. Закутанного Володьку Минька втащил в избу, все наперебой стали расспрашивать Володьку: «Ну как?»

Володька от боли, которую ему, видимо, придали в больнице, нацарапав в пищеводе, молчал и еле заметно улыбался.

Распрёгши и пустив в хлев Серого, в избу вошёл и отец.

– Что там с ним сделали? – нетерпеливо выжидая, когда разденется Василий, спросила она.

– Врач какой-то резинкой просовывал ему в рот, наверное, протолкнул копейку в желудок. Он сказал особенно не пугаться, копейка сама выйдет с надворным.

Семья повеселела, особенно отлегло от сердца у матери. Но праздник прошёл в горестном унынии, без обычного веселения. За каких-то полдня по селу разнеслось: «У Савельевых Володька копейкой подавился!» Для сочувствия в горе к Савельевым на празднике приходили многие родные, особенно много баб. Они, участливо и горестно хмакая, вздыхали, стараясь как-то успокоить Любовь Михайловну.

– Да, вот как с детями-то! Дети радость, дети и горе! – сочувственно высказалась Анна.

– А каково матери-то, подумать только! Материно-то сердце ко всему чутко и к любому своему детищу жалливо!

– Только бы уродов не было и не пришлось бы с ними маяться. Я зато, когда ребенка рожу, то в первую очередь осведомляюсь у повитухи, не урод ли, и сама просчитываю пальцы на руках и ножках, осматриваю каждого, все ли в целости, – высказалась о своих детях перед бабами Любовь Михайловна.

Бабы с любопытством подходили к постели, где лежал натруженный Володька, спрашивали «Как дела?» и с пожеланиями «Выздоравливай!» отходили от кровати, уходили. Володьке старались чего-нибудь дать поесть, но кроме теплого молока он пропустить в рот ничего не мог. На второй день Володька поел мягкой ватрушки, запив также горячим молоком. На двор, на стужу Володьку не выпускали, а у порога ему подставляли специально сделанную для этого лопатку, и после мать рассматривала на лопатке вместе с надворным, не вышла ли копейка. Но она не была обнаружена. Прошло время с неделю, Володька совсем оправился, стал все есть, и интересующимся о копейке бабам Любовь Михайловна отвечала: «С надворным копейка-то вышла!»

Святки. Минька Савельев

Со второго дня после Рождества настали Святки – пора весёлого развлечения молодежи и подходящее условие выбора невест. На период святок, а они длятся от Рождества до Крещенья, девки у какой-нибудь одинокой вдовицы снимают квартиру под «келью», где вечерами нарядившись, устраивают посиделки. Внутренность избы обряжают. За неимением лучшего, девки из газет узорно навырезывают занавески, разукрасив их разноцветными анилиновыми красками, и развешивают на окна, искусно изготовленных голубей и фонариков из соломы и бумаги подвешивают впереди к потолку, отчего в избе становится уютнее, красивее и привлекательнее. С наступлением вечера девки нарядные, нарумяненные и напудренные, артелями собираются в свою келью и рассаживаются на передней лавке, поют песни.

В первый день святок парням девки кладут на плечи «Вьюна» в сопровождении хвалебно-величальных песен и по традиции целуются с женихами. Конечно, все это в пределах пристойности и без всяких нарушений приличия и честности. За припевание парни-женихи одаряют девок деньгами. В конце святок девки, каждая своему жениху, готовит подарок: заботливо и старательно вышивает платочек и под исход святок дарит его своему любимому.

Артель женихов: Мишка Крестьянинов, Павел Федотов, Колька Муратов и Минька Савельев пользовались у девок, да и вообще в селе, большим авторитетом и уважением (у авторитетных жителей и дети в почёте). Они почти все святки проводили в келье, на Моторе, в доме Терёшки Тарасова. У них в этой артели девок были невесты. Как у петухов из-за кур бывают драки, так и у женихов бывают они из-за невест.

Минька Савельев, имея не по годам физическую силу, частенько вступал в драку с парнями, особенно с теми из Шегалева, которые посягали на моторских девок, которые якобы по праву принадлежат только им, т.е. парням улицы Моторы. В один из вечеров в келью Тарасовых понаведывала артель шегалевских парней-женихов, в которой были Колька Лаптев и Ванька Никитин. Подстрекаемый товарищами, Минька смело вступил в перебранку с Колькой:

– Вы что-то своим посещением зачастили сюда? – для начала он начал так, стараясь плечом толкнуть Кольку к двери.

– Ты не больно шевыряйся, а то я тебя швырну! – огрызнулся Колька.

– Ах, да ты еще и огрызаешься! Видно забыл, что я тебе в пивной не все зубы выбил!

– Больно храбро себя ведешь! На силу надеешься! – вступил в защиту Кольки Ванька Никитин. Миньку эти слова задели, он к Ваньке имел затаённую злобу из-за невесты Маньки Лабиной. Из-за этого-то Ванька и зачастил на улицу Мотору.

Минька в споре переключился на Ваньку, желая спор превратить в драку. Чуя в себе силу, помня наказ отца не давать себя в обиду по принципу «Знай наших!», чтоб не повадно было каждому и чувствуя поддержку товарищей, которые сказали «в случае чего, так мы их шапками закидаем», поэтому он чувствовал себя уверенно, как за каменной стеной.

Снедаемый чувством ревности, подталкиваемый желанием обладать первенством в соперничестве, все это ему придавало отваги и решительности, и он усилил спор с Ванькой:

– Вот заехать в харю-то, и будешь вякать! Помалкивай в тряпочку и не раскрывай свое хайло! Помни, что не на своей улице находишься! – придиристо наделял словами чужаков Минька. Видя, что дальше – больше, дело не обойдётся без драки, шигалевские парни, сробев, повскакали с мест и направились к выходу. Последним пошёл и Ванька. Перехватив его у двери и преградив ему дорогу, Минька, чуя победу, злобно выдохнул прямо в лицо Ваньке:

– Ты куда!