Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС - Леон Дегрелль

То тут, то там ветряные мельницы в изобилии всасывали воду. Но каждый должен был ждать своей очереди часов пять, а то и восемь-десять, с распухшим языком в глотке. Животные употребляли неимоверное количество жидкости. Мой конь один вылакал, не прерываясь, пять больших ведер воды, то есть сорок литров! Люди наполнялись водой как бурдюки, обливали шею, руки и спину, сожженные солнцем.

Это не помогало. Лучше всего было пить чуть-чуть и довольствоваться случаем потрясти там и сям какой-нибудь вишневый сад. Поиск воды занимал у нас больше времени, чем километры пути.

* * *

Однажды ночью мы прибыли к Манычу, рядом с границей Калмыкии. Эта река проходит через красивые озера на полпути от Азовского до Каспийского морей.

Наша дорога проходила по гребню большой плотины, сдерживавшей воды одного из этих озер. Красные заминировали плотину динамитом и взорвали ее.

Водная масса выливалась через брешь шириной около двадцати метров, через нее немецкие саперы бросили деревянный мост, предназначенный для пехоты и лошадей. Тяжелые экипажи перевозили на другой берег небольшим пароходом.

Нам потребовалось ждать много часов перед этой плотиной, ожидая своей очереди. Озеро было усеяно колонией потрясающих ромашек, усеявших кувшинки. Советские самолеты старались разрушить наш импровизированный мост, но их бомбы только зажигали соседние избы, которые в ночи вздымали вверх красные и оранжевые снопы огня, добавлявшие патетики в эту поэзию цветущего озера и звездной ночи.

В два часа ночи мы любовались восходом. Зеленое небо отражалось в округе, безбрежно затопленной вырывавшейся водопадом водой. Эта вода была цвета вымытой зари, бледно-зеленой свежести, пересекаемая легкими золотыми, почти полупрозрачными проблесками.

Кто бы мог перед этой феерией вспоминать об усталости ночного марша, о давящей дневной жаре? Колонны двигались с песней безупречным строем. Офицеры, подавая пример, шли пешком впереди. За ними ординарцы вели коней. Лошади служили только для обеспечения связи, что часто было суровым испытанием. Чтобы добраться до командного пункта дивизии, я однажды одним махом преодолел сто километров на загнанном коне среди огненной степи.

Но обычные переходы совершались пешим строем, когда офицеры и солдаты по-братски соединялись в усталости, как и в бою.

Комаров становилось все больше и больше. Вечером они кружились звенящими облачками вокруг малейшего огонька.

Другие бестии бросались на определенную категорию наших солдат: страшные лобковые вши, которые впивались в низ живота. Они «инкрустировались» в эти нежные места, как дротики, воткнутые в землю. Был виден только зад этих ненасытных кровососов, толстый, с булавочную головку, и совершенно черный.

Несчастные, терпевшие эту напасть, подвергались настоящим мучениям.

Им приходилось, кроме всего прочего, терпеть шутки всей колонны, всякий раз, когда они на пределе терпения останавливались на обочине, чтобы попытаться у всех на виду вытащить этих наглых насекомых!

7 августа 1942 года мы подошли к Кубани. Оставалось преодолеть двадцать километров. Мы шли быстро, как ветер, и в час дня правый берег развернул перед нашими глазами свои отвесные скалы посреди совершенно плоской местности. Зеленая вода реки виднелась во всей прелести вдоль кудрявого леса.

Советская артиллерия попыталась было оказать сопротивление, но ненадолго.

Мы находились в середине Кавказа! Последняя большая равнина перед горными ледниками блестела в зное королевского лета!

В три часа ночи мы опять тронулись вперед, вверх по течению Кубани, чтобы достичь Армавира. Мы продвигались по карнизам, падающим отвесно вниз с высоты двести метров в зеленую реку. Тысячами мы вытягивались вдоль края этих скал, подталкиваемые сотнями и сотнями крупных коричневых коров, которых гнали славяне-погонщики с суровыми загорелыми лицами.

Так мы топтались часов тридцать, прежде чем ступить на мост, наведенный саперами через бурную реку. Река бурлила, бросая брызги перед любым препятствием.

Маленькое селение находилось на той стороне реки. Мы нашли там только укрывшуюся в погребе с продовольствием семнадцатилетнюю девушку. Она решила охранять родительский дом. Рядом с ней, должно быть, упала граната и отрезала ей осколками одну грудь. Она лежала с горящими глазами, в страшной лихорадке. Ее оторванная грудь уже почернела. Мы сделали невозможное, чтобы оказать ей помощь. Слезы текли по ее щекам, красным от жара. Бедная малышка, она так хотела жить… Но, глядя на ее разорванную грудь, мы знали, что она скоро умрет…

Умереть, когда над благоухающей степью струится божественно чистое небо, без единой морщинки, голубое до бесконечности, в серебряных и золотых проблесках…

Долина Кубани — это рай России. Сельскохозяйственные угодья в десять тысяч гектаров простираются под солнечным зноем безбрежными кукурузными полями. Миллионы растений высотой в два метра тянут ввысь ровные ряды своих стволов, завернутых в блестящие мембраны, скрипучих, как будто они под электрическими разрядами.

В тени этих лесов золоченых палок зрели зеленые арбузы, здоровенные, в обхват руки. Мы резали их своими ножами и с наслаждением пили свежий сок. Плоть этих арбузов была испещрена зелеными, красными, оранжевыми полосами, похожими по цвету на степные зори. Мы шли, уткнув головы в огромные ломти этих чудесных фруктов.

Солнце жарило неимоверно прозрачное небо. Оно наполняло нас своей мощью и своей поэзией. Мы были причастны сказочному обмену сил, природной жары и свежести, цветов и красок, поднимавшихся от земли и спускавшихся с неба. Все было новое, суровое и грандиозное: кукурузные стволы, как копья, как фонтаны, горящее и металлическое облако; золотая земля, огненное небо, радуга разрезанных открытых арбузов!

Потоки воды также рождали невыразимое очарование. Мы дошли до реки Лабы, бурно сбегавшей со склонов Эльбруса. Мы еще не достигли линии гор, но они уже посылали нам как первый подарок свои большие зеленые и ледяные знаки, блестевшие на миллионах красных и рыжих голышей.

Чего стоили бесконечные ожидания перед тем, как перейти потоки по импровизированным мостам. Мы бросались в бурлящие волны непреодолимой силы. Нас несло между отполированных валунов, поток обдавал нас миллионами изумрудных брызг. Нашим телам нравились укусы кристальных вод. Они увлекали, оживляли нас, очищали наши члены, бодрили кровь! После, как дикие кони, мы бежали под солнцем.

Ах! Жизнь, какая прелесть! Мы бросались на ее свет, в ее тепло, в ее сверкание, в ее незапятнанные краски, как будто погружались в первые дни мироздания, когда низкие и продажные души еще не омрачили никакую стихию и никакой порыв и устремление!

* * *

Отступление советских войск было таким поспешным, что у нас почти не было пленных. Степь была пустой, оставленной торжествующему лету и нашему маршу победителей.

Однажды в полдень мы подошли к железнодорожному пути на Майкоп. На протяжении двадцати километров стояли брошенные русскими сотни эшелонов, вагон к вагону на двух путях. «Юнкерсы» безвозвратно перерезали сообщение, сделав невозможным продвижение поездов ни назад, ни вперед, и составы сгрудились в этом мешке.