Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС - Леон Дегрелль

Эти факелы полностью освещали теплые и светлые ночи. Чтобы продвигаться, мы должны были медленно ползти вдоль изгородей, в то время как над нашими головами пули расщепляли доски или бросали нам в лица комья земли.

Наши солдаты располагались рядом с плотиной по два-три человека в ста метрах от иллюминации. Они все зависели от нашей помощи, и иногда им приходилось туго. Я пробирался к ним от окопа к окопу, чтобы поддержать их дух. Затем я проползал до воды, прислушиваясь к малейшему шуму с той стороны, с другого берега. Я часто слышал русских, переговаривавшихся вполголоса, в двадцати метрах и не подозревавших, что, лежа на песке, за ними следил человек…

* * *

Однажды вечером на командный пункт пришел полковой священник, чтобы отслужить молебен.

Это было здорово. Телефонисты, повара и связисты были счастливы. Но не они нуждались больше всех в духовном заряде. Я предложил славному кюре проследовать за мной на передовую.

Он провел ночь, ползая по траншеям. Пули, которые щелкали вокруг нас, произвели на него ужасное впечатление. Он прятался в окопе, и мне приходилось возвращаться за ним.

— Господин священник, вы верите в рай или нет?

— Да…

— Тогда почему вас так пугают пути туда?

Добрый малый говорил, что не особенно увлекается небесными путешествиями, и опять принимался ползти за мной по пятам.

Разрывы плясали вокруг нас. Надо было буквально сливаться с землей. Пули взрывали землю. Наконец мы дошли до маленьких укрытий наблюдателей. Я взял пулемет у друзей, которые исповедовались и причащались за моей спиной. Я старался ничего не слышать, когда открывались тяжкие грехи. Затем мы опять отправлялись в путь к другому гнезду, к другому окопу, к какой-нибудь грязной голове, преображенной и закамуфлированной белой крапивой в нескольких десятках метрах от большевиков.

Несчастный священник был на исходе сил от усталости и волнения. Раз десять нас чуть было не убили. В два часа ночи я опять отвел его на вершину холма. И как раз вовремя. Уже светало. Капеллан был весь в мыле, изливая небу свои чувства и благодарности: «Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи!» — неустанно повторял он.

Наверное, святые, дежурившие в ту ночь, улыбались там, наверху, на наблюдательных постах рая.

* * *

Два раза патрули добровольцев покидали наши окопы ночью, форсировали Донец и, нагруженные взрывчаткой, шли на многие километры за русской обороной, минировали железную дорогу, по которой им подвозили боеприпасы.

Мы догадывались, что русские тоже совершали в нашем расположении подобные рейды. Напрасно наши посты старались их выследить. Они были слишком удалены друг от друга, и между ними можно было легко проскользнуть. Однажды ночью я убедился в этом.

Я был назначен офицером-адъютантом и должен был следить за связью. Был час ночи. С одним из моих людей я пытался добраться до южной точки нашего сектора.

Надо было пересечь около двух километров раскорчеванного участка и голых холмов, разделенных маленькой балкой и рощицей. Русские без перерыва стреляли осветительными ракетами. Когда одна из них догорела, я сказал своему спутнику:

— Жди здесь. Я побегу к деревьям. Если это получится, ты последуешь за мной походным аллюром.

Я бросился вперед и как вихрь влетел на опушку леса.

Там я не мог сдержать крика. Метров тридцать я катился до подножия другого холма. Я физически ощущал присутствие людей там, где начиналась темная листва. Я уверенно отреагировал, когда был в десяти-двадцати сантиметрах от многих тел. Я чувствовал их каждой частицей своего тела. Как пружина я выскочил вперед в сумасшедшем прыжке.

После длинного обхода я вернулся к своему товарищу. Я рассказал об этом случае в штабе, но мне не поверили. Тем не менее я был уверен, всеми наэлектризованными клетками я чувствовал этих людей в засаде, более уверенно, чем если бы я их видел или дотронулся до них. Через два дня я трагическим образом убедился в своей правоте.

* * *

В ту ночь дозор из четырех солдат первой роты провел такой же рейд, но в другом направлении. Наши парни неизбежно должны были пройти через край той рощицы.

В тот момент, когда они дошли до него, с десяток русских набросились на них с одеялами, накидками или плащ-палатками. Одному из наших солдат, которого русские схватили за волосы, удалось вырваться из западни, но он с такой силой рванулся из схвативших его рук, что был ужасно скальпирован. Как бешеный он примчался к нам и рухнул без сил возле одного из наших постов с окровавленным черепом и лицом. Напрасно другие, попавшие в западню, старались сопротивляться. Русские уволокли их к Донцу.

Мы слышали их крики. В воде они старались освободиться и громко вопили. Но большевиков было в три-четыре раза больше, и они добрались до другого берега.

В плену на той стороне реки наши несчастные по-прежнему кричали. Должно быть, их сильно били, но они не прекращали звать на помощь. Потом голоса удалились, стихли…

Маленькая трагедия среди тысяч других в одну фронтовую ночь… Уже тихий Донец опять спокойно катил свои на мгновение потревоженные, поблескивающие лунным светом воды…

И белая ракета, богиня смерти, взвилась в черное гладкое небо…

В мае 1942 года развернулось сражение на линии Донец — Харьков, и уничтожение сил Тимошенко завершилось.

В июне 1942 года был нанесен второй мощный удар, который должен был рассечь русский фронт надвое: немецкие армии двинулись на Воронеж и, овладев городом, форсировали Дон и оборудовали плацдарм на левом берегу реки. Ближе к нам также был форсирован Донец, и войска достигли Купянска. Наш фронт определился с другой стороны реки. Пробиваясь через густые огненные пески, мы за два дня окружили Изюм. Таким образом, была подготовлена база для общего наступления.

Дивизии, которые должны были быть брошены в степи, были отведены в тыл на несколько дней отдыха (единственная неделя передышки, которую мы когда-либо имели на Восточном фронте). В два перехода мы добрались до нашей деревни, места нашего отпуска, наших каникул, в тридцати километрах к северо-западу от Славянска.

* * *

Это была полная разрядка.

У нас была только одна официальная церемония вручения Железных крестов героям битвы за Донбасс. Сам генерал Рупп прибыл, чтобы наколоть драгоценные награды. Он командовал знаменитой дивизией егерей, составленной из тирольцев, 97-й дивизией, где мы должны были провести незабываемые месяцы.

Нам был выдан замечательный и обильный паек. Дивизионный оркестр сыграл нам свои серенады. Каждый день великолепные автобусы увозили наших бойцов в кино.

Деревня была богатой. Мирные крестьяне, золотое небо. Степь лучилась радостными красками. Чуть свет женщины раскладывали сжатый хлеб. В воздухе звенела трудовая песнь миллионов пчел. Над полями овса пели млеющие жаворонки.