Сетевой - Екатерина Осянина

– Да пьяная она, какую «скорую».

– Да нет, видно же, что ей плохо. Вызовите, вызовите.

– Конечно! Она же тут замерзнет. Одежка-то вон, тонюсенькая!

– Наркоманка!

– Ольга!

Размытые пятна наконец превратились в лица, и я поняла, что сижу на лавочке на автобусной остановке. Ко мне приблизилось одно из лиц. Вроде бы знакомое, но уж очень какое-то жуткое: половина лица – сплошной синяк и ссадины, опухший нос, разбитые губы, взъерошенные светлые вихры. Человек со страшным лицом взял меня за плечи и слегка встряхнул. У меня все закружилось перед глазами, лица опять поплыли, и я замычала. Я хотела сказать, чтобы он перестал меня трясти.

– Ольга! Ты меня слышишь?

Я замотала головой, и мне стало еще хуже. Он подхватил меня под мышки и поднял на ноги, прижав к себе. Я попыталась сползти по нему вниз, но он снова рывком поднял меня вверх, и я решила попытаться встать на ноги. Он закинул мою руку себе на шею и крепко обхватил меня за талию. Я послушно передвигала ноги, и он повел меня сквозь толпу зевак. Голоса вокруг зажужжали одобрительно. Я узнала остановку – это же та, что возле моего дома. Я взглянула на лицо человека, который вел меня домой. Это была как раз та половина лица, которая более-менее казалась мне знакомой. Алексей! Значит, он не остался лежать там, в моем последнем четком воспоминании – неподвижным черным пятном на белой дороге.

Я выдохнула какой-то звук и заплакала. Вот какая обида меня не отпускала все это время! Я вспомнила, что это он не добежал до меня через дорогу возле парка. Он говорил мне что-то подбадривающее и утешительное и продолжал тащить меня домой. Труднее всего мне пришлось на лестнице. Я почти не могла заставить себя поднять ногу на ступеньку. Сил не было, и я поняла, что в моем теле болит каждая мышца. После третьего пролета моих мучительных телодвижений он со стоном поднял меня на руки и, запыхавшись, дотащил до пятого этажа, до дверей моей квартиры. Возле двери мы с ним оба привалились к стене, и он, не давая мне сползти на пол, обшарил мои карманы. Выгреб оттуда мои новые ключи, плейер и даже, к моему удивлению, мой старый добрый электрошокер!

Я забрала у него ключи, усилием воли отлепилась от стены и отперла дверь своей квартиры. Он снова взял меня за талию, помог войти в прихожую, закрыл дверь и включил свет.

Домовой метался вокруг нас, суетился и что-то причитал. Я не обращала на него внимание. Мои коленки то и дело подгибались, я снова чуть не рухнула, и Алексею пришлось прижать меня к стене и подпереть плечом, пока он стаскивал куртку с себя, потом с меня. Кроссовки мне удалось скинуть самой. Он хотел проводить меня в спальню, но я заявила, что мне нужно в душ. Он сомневался, отпускать ли меня туда, но я настояла. Я чувствовала себя ужасно. Мне хотелось смыть с себя свою дурноту, мне казалось, что только струи чистой воды смогут вернуть мне нормальное состояние и ясность ума.

Я заперла дверь и стащила с себя тренировочные штаны и термобелье. Шатаясь, я пробралась в душевую кабину и открыла теплую воду. Меня вдруг скрутило жутким спазмом и вырвало чем-то ужасно горьким и кислым. Вода тут же смыла всю гадость с меня и с пола кабинки, но я почувствовала, что неотвратимо падаю. Пытаясь удержаться, я схватилась за кран, на меня полилась ледяная вода. Я попыталась крикнуть, но только забулькала что-то совсем не громкое. Перед тем как снова стало темно, передо мной явилась лохматая морда домового, и сквозь мутное армированное стекло душевой кабины я увидела, что дверь ванной комнаты распахнулась.

Я окончательно проснулась и поняла, что теперь мозги снова на месте, желудок на месте и я сама вроде бы тоже на месте. Я пошевелила головой, мне было мягко и удобно. Голова моя лежала на подушке. Я пошевелила ногами и поняла, что мои ноги вытянуты горизонтально и им тепло. Я пошевелила одной рукой и нашарила одеяло. Вторая почему-то не желала шевелиться. Я подняла голову и посмотрела на нее. В комнате было темно, и я разглядела какие-то поблескивающие провода, которые тянулись от моей руки куда-то вверх. Это что? Я вернула голову на подушку и проследила за проводами. Увидела блеск какой-то бутылки. Капельница! Одной рукой я ощупала себя. На мне был махровый халат. Волосы были влажные и спутанные. Что за ерунда? Из какой проруби я вынырнула? Я опять попыталась пошевелить рукой. Ее что-то держало. Я приподнялась на локте, чтобы разглядеть, что именно. Света от уличных фонарей едва хватало, но мне показалось, что возле моей кровати на полу кто-то сидел, держа мое запястье обеими руками и положив на них свою вихрастую голову. Похоже, спал. Я провела кончиками пальцев по его коротко стриженному затылку, и он рывком поднял голову и посмотрел на меня. Свет из окна совсем не падал на его лицо, и я неуверенно позвала шепотом:

– Леша? Это ты? – Почему-то мне казалось, что никто другой это и не мог быть.

Он судорожно вздохнул, осторожно сгреб меня в охапку и уткнулся лицом мне в грудь. Я обхватила его голову руками, прижала к своему махровому халату и осторожно погладила. Он помог мне сесть. Снова тихонько прижал меня к себе и прошептал мне в шею:

– Прости меня!

– За что?

– За то, что не успел. Тебя увезли прямо у меня из-под носа.

Я снова вспомнила, как он перекатился по снежной дороге, когда его сбила та черная машина, сжала зубы и зажмурилась. Я обняла его, и он снова то ли всхлипнул, то ли застонал. Я отстранилась, и он пояснил мне сквозь зубы:

– Ребра сломаны.

– Извини, – быстро сказала я, чувствуя себя ужасно глупо и неловко. Я отодрала пластырь, вынула из вены иглу (прямо какой-то профессионал тут орудовал!) и слезла с кровати. Он тоже поднялся на ноги.

– Почему ты мокрый? – спросила я, проводя рукой по его тонкому светлому джемперу, который показался мне влажным и холодным.

– Так, принял холодный душ.

Я почувствовала в темноте, что он улыбается.

– Он тебя из ванной вытаскивал, балда! Когда ты решила утопиться в собственной душевой кабине и оторвала кран! Приди уже в себя! – услышала я недовольный голос Тролля. Самого его было не видать.

Я представила себе, как посторонний мужчина выковыривает меня, мокрую и голую, из душа, и мне стало ужасно стыдно и неловко, так, что хотелось шипеть и плеваться. Но я только вздохнула, смиряясь с тем, что постоянно предстаю перед ним в каком-то совсем неприглядном и совершенно не романтичном виде.

Я включила ночник и, стараясь не причинить ему боли, стащила с него мокрый джемпер и футболку. Он покорно поднимал руки, пару раз зашипел, однако при этом улыбался неизвестно чему. Синяки на его ребрах меня тоже впечатлили. Штаны, к счастью, оказались сухими, однако Тролль из коридора фыркал и ерничал, дескать, не останавливайтесь, очень увлекательный получился стриптиз.

Я достала из шкафа очередную футболку своего бывшего и, протягивая ему, вспомнила, что уже постирала и даже погладила его новогоднюю рубашку.

– У меня копится твоя одежда, – заметила я, – а ты мне должен уже две футболки.