Бриджит Джонс. На грани безумия - Хелен Филдинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бриджит! Ты такая худенькая! – воскликнул он. – О господи. – Он прошел на кухню и плюхнулся на стул. – О боже. Жизнь – дерьмо. Выдумка злобного, жестокого…
– Том, – оборвала его Шерон, – мы тут, вообще-то, разговаривали.
– А тебя, черзьми, несск недель не ввдели, – с обидой в голосе и еле ворочая языком проговорила Джуд.
– Разговаривали? И не обо мне? О чем же тогда? О господи, чертов Жером, чертов, чертов Жером.
– Жером? – в ужасе переспросила я. – Жером-воображала? Я думала, ты навсегда с ним порвал.
– Пока я был в Сан-Франциско, он столько сообщений мне наоставлял, – пролепетал Том. – В общем, мы опять стали видеться, и сегодня я намекнул ему, что мы могли бы снова стать парой, и полез к нему целоваться, а он сказал, он сказал… – Том злобно потер один глаз, – что я ему не нравлюсь.
Мы потрясенно замолкли. Жером-воображала совершил страшнейшее, подлейшее, непростительное преступление против всех законов чести.
– Я никому не нравлюсь… – Том запричитал. – Я неудачник в любви, теперь это точно.
Мы мгновенно активизировались. Джуд схватила бутылку с вином, Шерон обняла Тома за плечи, а я принесла стул со словами:
– Нет, нет, что ты!
– Тогда почему он так сказал? Почему? Почему-уу-у-у-у?
– Этж свршенно ясно, – сказала Джуд, протягивая ему бокал. – Жером-вображжла натурал.
– Как пить дать, натурал, – подтвердила Шерон. – Я, как только увидела этого парня, сразу поняла, что он не гей.
– Натурал, натурал, – хихикнула Джуд, – натуральный… хрен собачий.
5.00. У-у-у. Вспомнила, что вчера случилось.
5.03. Зачем я так поступила? Зачем? Зачем? Не могу ни снова уснуть, ни встать.
5.30. Как быстро бежит время, когда у тебя похмелье, – прямо мистика. Это потому, что мыслей в голове крайне мало. Когда человек тонет, все наоборот: жизнь проносится перед глазами и один миг длится целую вечность, потому что мыслей очень много.
6.00. Ну вот, полчаса так и пролетело, потому что мыслей у меня совсем не было. Уф. Голова очень болит. О господи. Надеюсь, меня вчера не стошнило на пальто.
7.00. Вот незадача: нигде не пишут, что случится, если в день выпить не две порции алкоголя, а больше, – точнее, если выпить за один вечер недельную норму. Может, лицо станет багровым и нос шишковатым, как у гнома? Или превратишься в алкоголика? Но в таком случае все, кто был на вечеринке, куда мы пошли-таки вчера вечером, стали алкоголиками. А те, кто не пил, наверно, уже и так алкоголики. Хм.
7.30. А если я беременна и употреблением спиртного нанесла вред ребенку? Нет, беременной я быть не могу, у меня только что закончились месячные, и с Марком никогда больше секса не будет. Никогда. Никогда.
8.00. Самое ужасное – сидеть одной посреди ночи и не иметь возможности ни с кем поговорить или хотя бы спросить, насколько сильно я вчера напилась. В памяти всплывает, что я вчера говорила, фразочки одна другой кошмарнее. О боже. Вспомнила, что по дороге домой дала нищему пятьдесят пенсов, а он мне в ответ вместо «спасибо» сказал: «Да ты пьяная в стельку».
И еще вдруг вспомнилось, как мама в детстве говорила мне: «Нет ничего хуже пьяной женщины». Я опустившаяся, пропащая женщина. Надо пойти еще поспать.
10.15. Чувствую себя получше. Наверно, похмелье кончилось. Открою-ка занавески. А-а-а-а-а-а-а-а! Как может солнце так ярко светить утром?
10.30. Прямо сейчас скачу в спортзал. Больше никогда не буду пить. Так что самое время сесть на скарсдейлскую диету. Вывод: случившееся вчера пошло мне на пользу, потому что дало толчок к началу новой жизни. Оч. хор. Ура! Все станут говорить… Ой, телефон.
11.15. Это оказалась Шерон.
– Бридж, я вчера очень страшно напилась?
Я вообще не могла вспомнить, видела ли на вечеринке Шерон.
– Нет, не волнуйся, не страшно, – ответила я, чтобы ее подбодрить. Уверена, если бы она по-настоящему страшно напилась, я бы вспомнила. Я собрала все свое мужество и спросила: – А я?
Повисло молчание.
– Нет, ты была просто милашка.
Ну вот, все прояснилось: просто похмельная паранойя. Ой, телефон. Это он!!!
Звонила мама.
– Бриджит, почему это ты еще дома? Ты же через час должна быть у нас. Папа уже готовит десерт!
11.30. Черт, вот черт. Она же в пятницу пригласила меня к ним на обед, и спорить с ней сил не было. А потом я слишком сильно напилась, чтобы напрочь про это не забыть. Никак нельзя снова не приехать. Или можно? Так. Надо сохранять спокойствие и поесть фруктов, потому что благодаря энзимам из организма выводятся токсины. Попробую съесть чуть-чуть, надеюсь, меня не вырвет. А потом позвоню маме – когда нерешительность меня покинет.
Аргументы в пользу поездки
Удастся проверить, не вызовет ли обращение с Веллингтоном претензий со стороны Комитета по расовому равенству.
Представится случай поговорить с папой.
Проявлю себя как хорошая дочь.
Не придется сражаться с мамой.
Аргументы против поездки
Подвергнусь пытке в виде разговоров про происшествие с Марком и Ребеккой.
Меня может стошнить на стол.
Снова телефон. Надеюсь, это не мама.
– Ну, как голова себя чувствует?
Слава богу, это Том.
– Отлично, – весело прощебетала я, слегка краснея. – А что?
– Да ты вчера здорово набралась.
– А Шерон утверждает, что ничего особенного…
– Бриджит, – прервал меня Том. – Шерон на вечеринке не было, она пошла в бар с Саймоном и, насколько я могу судить, дошла там примерно до такого же состояния, в каком вчера была ты.
59,5 кг (кошмарные последствия воскресного обеда у родителей не заставили себя долго ждать), сигареты:
17 (ЧП), кол-во событий за обедом, позволяющих предположить, что в мире есть место здравому смыслу: 0.
8.00. Похмелье наконец начинает рассеиваться. Не передать словами, какое это счастье – снова быть дома, где я полноценная самостоятельная личность, а не пешка в чужой игре. Вчера я все-таки решила, что от обеда у мамы не отделаться. Всю дорогу к Графтон-Андервуд боролась с приступами тошноты. Деревня являла собой до неправдоподобного идиллическую картинку: нарциссы, теплицы, уточки и т. д. Все стригут кустики у себя в садах. Можно подумать, жизнь – легкая, приятная штука, все хорошо и спокойно, никаких тебе катастроф и кошмаров и на свете существует Господь Бог.